Александр Тамоников - Заговор против Сталина

– Норвегия, говоришь…

Слова, как колючие ежи, выбирались из горла. Не за горами двустороннее воспаление легких, если не что похуже.

– Норвегия, Пол, – подтвердил Галлахер. – А вот в каком месте этой чертовой Норвегии мы находимся, даже не спрашивай.

В отличие от Швеции, сохранившей нейтралитет, в Норвегии господствовали фашисты. Германия оккупировала страну в далеком 40-м году. Сопротивление длилось два месяца, потом прекратилось. Норвежская рабочая партия, находившаяся у власти с 33-го года, строго соблюдала «пацифизм». В это время на территории страны находились 13 немецких дивизий, значительные силы авиации и флота, что позволяло контролировать не только страну, но и всю береговую полосу.

– Куда пойдем, товарищ Ларри?

– Не знаю, сэр Пол. Надо подождать, вдруг еще кто-нибудь выжил. Не может такого быть, чтобы выжили только мы с тобой.

– Хорошо, давай ждать. Но не забывай, Ларри, еще немного, и мы околеем от холода, и пневмония – это лучшее, что нам светит.

Карта Северной Европы проплыла перед глазами. Норвежская береговая полоса – длинная, полторы тысячи километров. Далее – Северное море, где шныряют немецкие суда и подводные лодки. На юге – нейтральная Швеция, наводненная фашистскими агентами, огромный кусок Балтийского моря, Польша, Германия, Голландия, и, что характерно, везде стоят германские войска и шныряют немецкие суда и подлодки. Союзники по антигитлеровской коалиции тоже не подарок, особенно если попасть к ним без документов и внятной легенды. Да и где эти союзники? Сидят по своим странам, обещают открыть второй фронт и все никак не откроют. Возвращаться в Советский Союз? Каким, интересно, образом? Отыскать лодку, выйти в море и ждать попутное судно, чтобы добраться до Мурманска? Немецкая береговая охрана от хохота сдохнет.

– Ты прав, Пол, надо идти, – обреченно промолвил Галлахер. – Бессмысленно ждать у моря погоды. К тому же можем наткнуться на германские патрули. Доберемся до ближайшей деревни, попросим сухую одежду, отогреемся. В конце концов, немецкий плен не самое худшее, что нас ждет, – подытожил Ларри.

– Шутишь? – вспыхнул Романов. – Что может быть хуже немецкого плена? Люди там мрут миллионами от голода, холода, тифа! Что может быть позорнее? Ты просто не знаешь, Ларри, что происходит с нашими пленными! Лучше уж покончить с собой, если нет другого выхода.

– Ну не знаю… – засомневался Ларри. – Я слышал, ваш Сталин не подписал Женевскую конвенцию 29-го года касательно обращения с военнопленными. Никто не мешал ему это сделать, но он отказался. Так чего же вы хотите? Насколько я знаю, пленные англичане и французы содержатся в сносных условиях.

Павел промолчал. Огульный патриотизм и восхваление всего советского – просто глупо. В царской армии плен не считался преступлением, пленных почитали за мучеников, им сохраняли звания, награды, денежное довольствие. Пребывание в плену входило в срок службы. Но большевики отказались соблюдать Гаагскую конвенцию 1907 года, и в результате 18 тысяч красноармейцев, попавших в плен во время советско-польской войны, умерли в польских лагерях. Советское правительство о них и не вспомнило, хотя имелись все шансы вернуть бойцов на родину. Работу Гаагской конвенции назвали образцом лицемерия западной дипломатии. Сдача в плен в Советском Союзе приравнивалась к преступлению. Никого не волновало, что тебя контузило, кончились боеприпасы и даже нечем покончить с собой. Защищать права своих пленных советское правительство отказывалось решительно. Их содержали в нечеловеческих условиях, они гибли сотнями тысяч, и до них никому не было дела.

– Сдавайся, если хочешь, – вздохнул Павел. – А я все же побегаю. Глядишь, что-нибудь выгорит.

План отсутствовал. Все, что овладело разумом, – гибель членов группы и невозможность выполнить задание. Да и не было резона составлять планы. Все закончилось быстро и плачевно.

Они прошли вдоль обрыва, забрались по уступам наверх и устремились по жухлой траве к молодому леску. Добежали до косогора, и тут прозвучал резкий окрик:

– Хальт!

Из-за деревьев выступили несколько человек. Свет фонаря ужалил глаза. Павел зажмурился, но успел различить ненавистную форму и приставленный к бедру автомат МР-40. Оба встали как вкопанные. Ларри непроизвольно попятился – страху не прикажешь. Прогремела предупредительная очередь. Паренек не разобрался, пустился наутек. Пролаяла вторая очередь – теперь на поражение. Ларри повалился, взмахнув руками, по спине расплылись кровавые разводы. Один из немцев что-то насмешливо бросил, остальные засмеялись.