КРОХИН
В московском аэропорте его встретила принаряженная в кожу и золотые браслеты шпана из банды Игоря и отвезла в загородный дом своего главаря, располагавшийся неподалеку от Рублевского шоссе.
Крохину предоставили уютную небольшую спальню, затем провели в подвал, где располагалась сауна и бассейн, и, как следует попарившись с дороги, он, отказавшись от ужина, улегся спать под невесомое, но теплое одеяло
Синтетическая подушка была упругой и мягкой, он сразу же оглох на ухо, прижатое к ней, и голову заполонила пустота стирающего все мысли сна.
Поутру, в одиночестве позавтракав в гостиной, совмещенной с хромированно–кожаным аппендиксом кухни–бара, он взялся за трубку телефона, усиленно раздумывая, кого из знакомых следует оповестить о своем возвращении в Москву. Мотивом — звонка являлось подспудное желание утвердить вновь обретенное это поэта и гражданина на родной земле.
Когда гудящий фон в трубке сменился визгом коротких гудков, он положил ее на место, с внезапной и отчетливой тоской уяснив: звонить‑то некому!
Существовали, конечно, люди, готовые приветить его, искренне полюбопытствовать, где он пропадал и что делал, но отчего‑то к общению с ними он не стремился. Наверное, потому, что знал наперед все обоюдные вопросы и ответы. Хотя что он мог ответить? Бичевал, мол, среди арабов, умнее и богаче не стал, выхожу на следующий зигзаг неприкаянного бытия… Возможно, такая информация поселит определенного рода оптимизм в некоторые одрябшие сердца: значит, не одни мы в дерьме, велик и прочен разрозненный наш коллектив, и счастья в мире — как платины в цинковом корыте. А потому — живы, и слава богу!
И кончится любой разговор одним и тем же: надо бы встретиться, позванивай, заезжай как‑нибудь…
Он возвратился в иную страну, в иную эпоху, к иным людям, имеющим лишь знакомые внешние приметы, но и не более; прежним оставался лишь он сам, как заплутавший во времени странник — уже забытый и отчужденный от нового бытия старых знакомых.
Однако, вопреки сознанию оторванности от всего прежнего, непоправимо былого, вопреки всякой логике, в нем неожиданно и глупо возникло острейшее желание позвонить бывшей жене.
Предлог для звонка в конце концов имелся: как‑никак, а их связывал сын…
Телефон жены не отвечал, пришлось связаться с одним из общих приятелей, и тут выяснилось, что экс–супруга со всем семейством два дня назад отбыла на отдых в Эмираты.
Положив трубку, он зашелся в приступе беззвучного, похожего на плач, смеха, представляя, как бы встретился в том же "Холидей Инн" с этой компанией… Дружная семья благочинных тружеников, пребывающая на отдыхе, и о"местный бомжующий элемент…
Да, хороша была бы встреча, ставящая жирную и безжалостную точку в одной из частей его жизненной эпопейки…
Ему стало невыносимо, до слез горько.
Вот же дурак! Все профукал! Самоубийственно и вздорно!
И только сейчас открывается, что единственная женщина, которую он любил, да и любит сейчас, как бы ни было муторно в том признаваться, — бывшая, увы, жена. И замены ей нет. И не будет, потому что потеряна она бесповоротно и навек. И все, чего сейчас желается, — чтобы она знала о его покаянии.
Нет на земле ближе ее… О том и не подозревающей. А ведь если она и припомнит его в разговоре, к примеру, с нынешним своим мужем, то — со снисходительным смешком: дескать, была же напасть!..
Взгляд его упал на видеокамеру, лежавшую на полированной плоскости приземистого комода из карельской березы.
С отчаянием неожиданного прозрения подумалось: "А может, точка поставлена в той самой части эпопейки, что предшествует эпилогу? Чем закончится грядущий рейс и вернется ли он из него?"
Его обдало мистическим холодком предчувствие скорой погибели. Но не страх перед смертью охватил на миг обмершую душу, а тяжкое осознание одиночества и безвестной кончины, не отмеченной ничьей скорбью о ней…
И захотелось вставить в камеру кассету, рассказать все, что бередит его душу, перед фиолетовой линзой объектива, оставив таким образом для утраченной и навсегда любимой, своеобразную предсмертную записку в том варианте, что с недавней поры стал возможен благодаря достижениям научно–технического прогресса…
Неуверенно усмехнувшись, он набрал номер некоего Геннадия — арендатора своей квартиры: следовало решить вопрос с авансом за следующий месяц.
Телефон арендатора был плотно занят, и, послонявшись по Дому, Крохин решил поехать к своему подселенцу вслепую, решив, что, не застань он его, все равно куда лучше побродить по городу, нежели сидеть сиднем у телевизора с сигаретой.
Читать дальше