Андрей Молчанов - Экспедиция в один конец

Капитан резко остановился. Смерил подполковника безмятежно–равнодушным взором. Участливо произнес:

— Я не вижу здесь никакого издевательства. И не понимаю, чем, собственно, вы возмущены. Связь вам будет предоставлена. Что же еще? Вы хотите лично отправить радиограмму? Пожалуйста, если вам позволяет квалификация… Я дам сейчас указания по вахте третьему помощнику, он должен заступить на мостик, а после готов исполнить все ваши пожелания…

Прозорову ничего не оставалось делать, как только усмешливо крутнуть головой. Впрочем, не удержавшись, он позволил себе заметить:

— Американскому бизнесмену вы делали аналогичное предложение?

— Нет, — двинувшись по коридору, с достоинством ответил капитан. Во–первых, он не знал, как и подойти к рации, во–вторых, я не собирался потакать его требованиям, задействуя в чьих‑то сугубо личных и праздных целях служебную связь… — Он запнулся: раздался вой сирены.

— Что‑то случилось? — спросил Прозоров.

Капитан с неудовольствием и замешательством обернулся к своему назойливому куратору. И, ничего не ответив, кинулся обратно на мостик.

Вскоре, встретив нетрезвого Крохина, Прозоров услышал от него, что на судне умышленно выведена из строя турбина, в данном деянии подозревается судовой врач и вообще — кошмар!

Иван Васильевич вновь отправился на мостик, заметив по пути нескольких вооруженных автоматами матросов. Факт нахождения на "Скрябине" армейского стрелкового оружия в немалой степени его огорошил и расстроил. Подойдя к капитану, кратко спросил его:

— Вы арестовали Каменцева?

— У вас точная информация, — настороженно ответил тот.

— И где он? Мне необходимо задать ему пару вопросов.

— Вопросы буду задавать я! — отрезал капитан. — А вы займитесь составлением радиограммы. А то у вас одно желание спешит сменить иное…

— По–моему, вы упорно пытаетесь проигнорировать мой статус! — жестко проговорил Прозоров. — И ваше упорство может закончиться тем, что я поверну судно в порт приписки!

Капитан посмотрел на куратора, не скрывая откровенной насмешки. Процедил:

— Не смешите меня. И вообще сейчас не до вас. Объяснить вам это более доступным языком?

Спускаясь по трапу, Прозоров абсолютно отчетливо осознал, что никакой реальной связи с берегом ему не предоставят и отныне в стволе его пистолета обязан безотлучно находиться патрон, готовый без заминки освободить место в порядке очередности своим боевым собратьям.

Судовые механики, что явилось неожиданностью, оказались специалистами дотошными и сразу же определили факт умышленного вывода из строя агрегата, после чего на судне ощутимо сгустилась атмосфера напряженности и недоверия.

С перчатками Сенчук угадал: доморощенные сыщики в лице капитана и ученых мусульман нашли какой‑то порошок и тщательно принялись сыпать его в пространстве технологического отсека, где выявились какие‑то жиро–пальцевые отпечатки, пригодные для сопоставления.

Неврастеник Крохин, к которому мало–помалу Сенчук стал привыкать, находя компанию бывшего поэта отнюдь не тягостной, а его услужливость и слепую веру в командира даже приятными, сослужил хорошую службу: имея реноме личности безвредной, мягкохаракгерной и откровенно нейтральной, обеспечил алиби, заявив, что сначала наведался к Прозорову, а после провел время со старпомом, играя в шахматы весь вечер и часть ночи — как раз до той трагической минуты, покуда не началась тревога.

Дальше грянул цирк с обысками и чернением пальцев, в котором Сенчук принял вдумчивое и активное участие.

Злоумышленника, впрочем, обнаружили — им оказался судовой врач, схваченный поблизости от отсека, однако в причастность медика к данному деянию не верил Ассафар, хотя на поверхность всплыл факт иной партизанщины, учиненной судовым врачом, а именно: поджог им каюты Кальянрамана. Мотивы такого поступка Сенчуку не объяснили, но они определенно имелись.

Злодей сидел под арестом, к нему никого не допускали, видимо, готовя допрос с пристрастием.

Когда, стоя на мостике, Сенчук получил приказ срочно явиться в каюту араба, он досадливо скрипнул зубами, полагая, что вздорный спонсор в очередной раз отыскал причину для своих придирок, но, открыв дверь, к немалому своему удивлению, наткнулся на доброжелательную, с тенью извинения улыбку.

Удивление моментально уступило место предчувствию подвоха, означавшего неминуемое развитие каких‑то внезапных и наверняка малоприятных событий.