Андрей Молчанов - Экспедиция в один конец

Вскоре ему удалось подслушать очередной разговор между арабом и капитаном, и разговор этот поверг Владимира в беспросветную тоску.

— У Бермудских островов, — сообщил араб капитану, — к нам подойдет яхта с нашими людьми. Они доставят новые винты и все необходимое.

— То есть в Америку мы не заходим? — спросил капитан.

— А что там делать? У нас все есть: продукты, вода, горючее… И абсолютно нет времени… Наш товарищ в руках врага, и враг будет с ним беспощаден. К тому же я говорил со старшими… Они очень недовольны нами. Очень! Они считают нас… вы поняли кем?..

— Да–да, — грустно поддакнул капитан. — Мне ставить в известность о наших планах помощников?

— Не надо, — сказал араб властным голосом. — С информацией вообще не стоит торопиться. К тому же у меня появились дополнительные соображения… Но о них — позже. Я просто боюсь сглазить… На судне происходит невесть что! До сих пор не могу взять в толк, куда делся штурман!

— На судне есть диверсант. Или диверсанты… — хриплым и мертвым голосом, от которого захолонуло нутро Крохина, произнес капитан.

Возникла какая‑то двусмысленная, зловещая пауза. Затем, не сподобясь на комментарии, араб устало произнес:

— Один из них, я полагаю, уже выявлен. Но не насторожите его, поскольку крайне важно выявить всех…

"Что за "диверсант"? — мелькнула в голове у Крохина испуганная мысль. И что за товарищ, попавший в руки врага? Какие еще "старшие"?"

— А может, убрать всех чужаков? — предложил капитан. — Радикально! И конец всем сомнениям?

— Повторяю: я не люблю спешить, — размеренно ответил Ассафар. — Тем более лазутчики могут быть в составе самых проверенных и надежных. Ведь как ни грустно, но продают в большинстве свои… А что эти чужаки? Сенчук? Да, он не нравится мне, но у него была масса возможностей донести на нас еще до начала плавания. То же и этот… Крохин. К тому же Сенчук — необходим. Как и Забелин. Забелин, кстати, инвалид, он крепится, но едва ходит… Вероятно, у него серьезные проблемы с позвоночником. И ни на какие подвиги он не способен. Во всяком случае, если бы он попытался поднять гребной винт батискафа, то уже бы не разогнулся… Филиппов послушен, его сын у наших друзей. Когда он пойдет на поправку, надо организовать связь с Чечней, это будет хорошим стимулом для любящего отца.

— Я получил сообщение… — сказал капитан. — Парень сумел сбежать, когда подошли русские войска…

— Н–да? Жаль. Но это, в конце концов, уже непринципиально. Филиппов прекрасно довольствуется прежними гарантиями. Усильте контроль за нашим гостем из МЧС, это шпион. Его надо лишить связи с берегом, пришла пора. И посмотреть, какие он предпримет действия.

— Это несложно.

— Ну а насчет доктора…

Звякнул телефон внутренней связи.

— Вас зовут на мостик, — сообщил Ассафар капитану. — Идите.

Владимир вновь поспешил зарыться в бумаги, напустив на лицо безмятежное равнодушие, дабы не вызвать никаких подозрений босса, способных, в чем он теперь ни на секунду не сомневался, стоить ему головы.

С отчаянием понимая, что до Америки уже не добраться и предстоит, изнывая от страха, невесть сколько качаться на волнах, в лучшем случае прибыв в итоге в порт приписки, он двинулся в каюту старпома, уверенный, что подслушанный тайный разговор руководства Сенчука наверняка заинтересует.

Сенчук, открывший ему дверь, предавался, судя по лежавшим в изголовье дивана подушке и фразеологическому словарю американизмов, изучению тонкостей заокеанского британского языка.

— Мне надо с вами срочно поговорить! — нервно произнес Владимир прямо с порога, и голос его предательски дрогнул.

Сенчук, заговорщически сузив глаза, поднес палец к губам.

Затем, заперев дверь, достал из объемистого кожаного портфеля какой‑то прибор, похожий на бытовой стабилизатор напряжения, и включил его в сеть.

Зажглась зеленым глазком контрольная лампочка.

— Полезная штука! — произнес старпом, одобрительно глядя на прибор. Называется — генератор белого шума. Как мне объяснил один ученый хмырь, выделяет весь спектр частот — от самых низких до самых высоких, и наша болтология в них — как вопли упавшего за борт при хорошем шторме. Не знаю, просунуты ли в мой закуток чьи‑то длинные уши, но предосторожность, как говорила моя матушка после очередного моего злостного хулиганства, позволяет избегнуть последствий… Ну, слу–щаю вас, мой верный друг! Можете говорить, как на исповеди у римского папы, даже надежнее.