Михаил Нестеров - Имя твое – номер

– Костя.

– Начинай, – в очередной раз поторопил Школьник. И вдруг понял причину, по которой он согласился на столь странный прием. Неожиданность, конечно, сыграла свою роль, но адмирал был напуган. Он вдруг подумал: вот так убивают у подъезда. Выходит человек с поднятыми руками, и пока телохранитель смотрит на них, с другой стороны по нему открывают огонь. Затем жертву расстреливают из двух стволов. Брр... Школьник зябко повел плечами. В Романове он увидел того, кем тот и был на самом деле.

Поначалу он невнимательно слушал Романова. Тот рассказывал о своем доме, новой немецкой машине. Затем переключился на омоновцев, возвращающихся из командировки. Вместе с ними из Чечни возвращалась служебно-розыскная собака. Неинтересно, подумал адмирал, даже грустно, когда услышал, что омоновцы всю дорогу бухали, на станциях выводили Графа справить нужду и вот однажды оставили его... Собака долго кружила по городу и все время возвращалась к одному и тому же месту, к вокзалу. Наконец инстинкт повел ее прочь от города, в котором она задыхалась. Голодная, она забрела в коттеджный поселок, перепрыгнула через забор романовского дома, остановилась возле мусорного бака, откуда пахло свежими бараньими костями. Но тут ее внимание привлек другой запах, тот, который она узнала бы среди тысяч других...

– Я вышел во двор утром и увидел овчарку. Она сидела в стойке рядом с передним крылом моей машины. Много позже я понял, что она просидела без движения всю ночь... Я долго не мог понять, чего она от меня хочет. Она рычала на меня, когда я подходил к дверце и хотел открыть ее, скулила, требуя, чтобы я возвратился, когда демонстративно поворачивался и уходил. Наконец я понял. И она все поняла, взглянув мне в глаза. Она отошла от машины и уступила место мне. Под крылом была закреплена взрывчатка, провода шли под капот. Когда я обезвредил адскую машинку, собаки уже не было. Но я нашел ее. Нашел ее по той единственной вещи, которая крепилась к ее ошейнику. Это была медаль "За боевые заслуги". Это ее хозяин повесил свою медаль ей на шею. Я нашел собаку мертвой. Она забрела в один поселок. Ее приманили лаской, наверное, – это я выяснять не стал. Убили для того, чтобы съесть. От нее остались лишь голова и шкура. Эти останки я потом похоронил...

– А что... живодеры? – с натугой, чувствуя тошнотворный ком в горле, спросил адмирал.

– Их было четверо, – по губам Романова пробежала мертвенная улыбка. – Я убил их.

Он продолжил после короткой паузы.

– Я два года в бегах, товарищ адмирал. Давно бы явился с повинной, если бы чувствовал вину. Знакомый адвокат сказал: двадцатка корячится. За что? За то, что отправил уродов туда, где им самое место?

– А кто тебя заказал, ты выяснил? – спросил Школьник.

– Нет, – Костя покачал головой. – Могу только догадываться. Конкурентов у меня не так много. Опера ждали, когда я начну выдергивать заказчиков и дырявить их, построили на этом план захвата...

Костя был готов повториться: "Я убийца. Теперь вы можете сказать, что я попался по глупости, на чувствах, на инерции, мне все равно, потому что я продаю себя. Помогите мне, а я помогу вам. Я разведчик. И разведка может использовать меня для особых заданий".

...Костя будто очнулся. Слух резанул голос волынки, глаза долго не могли привыкнуть к пестрому наряду трубадура. Он показался ему настоящим, за ним натуральная старинная улочка, убегающая к двухсотметровой скале...

Тогда адмирал опередил его. На его счастье, начальник разведки лично курировал агентурную группу в Испании. Ровно через неделю Романов стал пятым членом команды и получил соответствующую кличку.

Марибель повернула на схожую аллею, где также виднелись ворота; они вели к поселку, состоящему из восемнадцати однотипных, но по-разному декорированных коттеджей. Она улыбалась: пожалуй, впервые за пару последних лет к ней во время прогулки обратился молодой человек. Она подумала об этом, как дикарка или отшельница. Почему? Она решила прояснить этот вопрос еще до того, как подойдет к воротам и увидит за ними свой коттедж.

Она обернулась, услышав позади чьи-то шаги. Ее догоняли два человека – лет тридцати пяти и сорока, одетые в неновые деловые костюмы. Марибель пожалела о том, что воспитала дружелюбного спаниеля, а не бойцовую собаку. Она видела решительность, написанную на лицах этих людей, и, лишь когда они приблизились, немного успокоилась. Еще не связав вопросы Романова о продаже собственности бывшего начальника угрозыска с молчаливым и все же объяснимым настроем этих людей, она угадала их профессию: телохранители Томаса Фали.