Михаил Нестеров - Имя твое – номер

– Налейте, если не трудно, – подыграл Романов. Гриневич разлил водку по рюмкам и первым поднял свою в молчаливом тосте.

Костя не выпил, а только пригубил и поставил рюмку на стол. Распечатав новую пачку сигарет, закурил; пачку и зажигалку положил ближе к середине стола, где лежали сигареты Гриневича.

– Надеюсь, не стоит напоминать тебе специфику моей работы, – приступил к делу Гриневич.

– Я знаю, – покивал Румын. – Вы помогаете настоящим людям с настоящими проблемами.

– Точнее, большим людям с большими проблемами.

– Есть разница?

– И очень существенная. На досуге подумай над этим. Хочешь спросить, зачем я вызвал тебя?

– Вы не из тех людей, которые беспокоят зря. За мной долг – я всегда помню об этом.

Гриневич позволил себе с минуту изучать взглядом гостя. С длинными волосами и короткой бородкой Романов в свои двадцать девять выглядел на пару лет старше – это с учетом его строгого костюма. На языке вертелось определение "мастер перевоплощения".

В то же время он давал и гостю рассмотреть себя. Они не виделись около пяти лет. За это время и сам Гриневич успел сменить имидж. Раньше он стригся коротко, сейчас же его волосы слегка прикрывали уши. Бородка стала узкой и остроконечной.

– У меня к тебе предложение, – Гриневич приступил к делу. Откинувшись на спинку скамейки и положив ногу на ногу, он продолжил: – Я назову тебе имя человека, а ты назовешь сумму.

Костя пожал плечами и молча дожидался продолжения разговора.

– Михаил Георгиевич Курбатов, – разделяя имя, отчество и фамилию, назвал Гриневич.

Романов коротко рассмеялся. Затушив сигарету в пепельнице, он взял со стола рюмку и выпил ее одним глотком.

– Вижу, это имя произвело на тебя впечатление.

– Что насчет моего имени? – спросил Романов. – Я в федеральном розыске и не могу выехать за пределы даже этой страны. Еще я стал другим человеком.

– Есть польский анекдот, – вроде бы не к месту сказал Гриневич. – Жена – мужу: "Ты же обещал стать другим человеком". Муж: "Я и стал другим. Но он тоже пьет". С таким талантом, как у тебя, надо родиться. Это как отпечатки пальцев. Можно сменить имя, но от себя никуда не уйдешь. Это не я сказал. Просто запомнилась фраза из фильма "Эдди и "Странники". Это фильм про одного одаренного парня. Много лет его считали погибшим, но вот он снова появляется... И ты мне нужен. Один. Мне не нужна толпа хотя бы из трех человек, из которых первый умеет одно, второй другое, а третий караулит остальных.

– Я помню: у вас была такая толпа. Неужели рассеялась, и вы остались один?

– Знаешь, что сейчас важно для тебя? – спросил Гриневич, уходя от прямого ответа.

– Скажите.

– Получить место.

– Я не собираюсь делать карьеру.

– И что следует из этого? – Этим вопросом Гриневич поторопил собеседника и еще раз напомнил о том, что Романов может назвать сумму за предстоящую работу. Он был готов и к тому, что сумма сразит его наповал. Он отчетливо осознавал, что сейчас перед ним не его бывший подчиненный, не боец его команды, а человек, на которого он когда-то сделал ставку.

С другой стороны, Гриневич видел совсем другого человека. Про него нельзя было сказать: он повзрослел на четыре года. Он поменялся, стал другим. Может быть, был готов стать другим, и разница между этим – лишь предложение или согласие на предложение.

Порыв северного ветра принес с моря прохладу. Как и в любом приморском городе, здесь погода была капризной и непредсказуемой. Ясный день сменялся днем пасмурным с невероятной быстротой.

Гриневич заторопился. Судя по новым порывам ветра, дождь обещал затянуться, и беседка – не лучшее место, чтобы укрыться от косых водяных струй. В этой спешке проявились некоторые черты, присущие только русскому человеку. Романов незаметно усмехнулся. В этом богатом доме наверняка полно спиртного, Гриневич тем не менее прихватил со стола початую бутылку водки. Чем напомнил погорельца, спасающего из огня самое дорогое.

Эта ситуация сыграла на руку Румыну – через минуту он оказался в доме немного промокшим. Феликс подоспел вовремя. Однако под зонтом, который он принес к беседке, уместился лишь Гриневич.

– Уже несколько лет считаю Средиземноморье родными берегами, но всякий раз ненастье застает меня врасплох, – посетовал он.

Он провел Романова в гостиную, отличающуюся современным дизайном. Холодный пластик мебели удачно сочетался и с теплым светом, струящимся из окон в ясную погоду, и с холодным, таким, как сейчас. Солнце, проходя с востока на запад, поочередно бросало свет на полотна постмодернистов, которые радикально переоценили ценности коллег авангардистов. Хозяин этого дома напрочь отвергал теорию о том, что солнечный свет губителен для полотен. Гриневич мысленно соглашался с ним: "Для этих полотен даже свежий воздух, влага и палящий зной не страшны". Взять хотя бы картину Бореля "Белое пятно в середине черного квадрата" или "Девица легкого поведения с синей пуповиной". Однако в этой гостиной "были по-настоящему приличные и ценные работы, например, сложные в исполнении литографии в стиле поп-арта, раннего рубежа постмодернизма.