Максат Оразов - Эффект Плацебо

– Знаю я, какая у тебя работа! Первый раз упекли на пять лет, ждала! Вернулся с туберкулезом в обнимку, оттого и Гошка такой родился. Второй раз на семь лет с конфискацией, опять пишите письма в никуда. Но ты учти, Илюша, третьего раза не будет, поверь мне на слово! Всю мою жизнь погубил, даже не расписавшись!

Отец закашлял в кулак и тихо прохрипел:

– Не канючь, Ниночка, лихие времена настают. Слышала, что по телевизору говорят? Перестройка, тысяча девятьсот восемьдесят шестой год! Теперь уж заживем как люди.

Мать, всхлипывая, негромко проговорила:

– Какая к черту перестройка, в магазинах шаром покати, за хлебом очереди, когда такое было?

Отец громко хлопнул в ладоши и с радостью ответил:

– Заболтала ты меня, Нина, я и про подарки забыл.

Через десять минут мать с интересом разглядывала персидский ковер ручной работы, а Георгий сидел в обнимку с золоченым кувшином и, тихо поглаживая его, приговаривал:

– Скоро из него появится волшебный джин.

Нина смущенно провела рукой по ворсу шелкового ковра и несмело задала вопрос мужу:

– Тебе кто-то на хранение оставил все эти вещи? Или ты опять за старое взялся?

Муж криво улыбнулся и, мотнув головой, спокойно ответил:

– Не переживай, не украл, все честно отработал.

Нина вдруг ударила его кулаком по колену и нервно выкрикнула:

– А ну, забирай свое барахло из моего дома! И чтобы духа тут не было этого ворованного тряпья!

Илья нервно повернулся к жене, крепко схватил ее за руку и крикнул в ответ:

– Послушай меня, Нина, я за всю свою жизнь ни копейки не украл! Я потомственный иллюзионист! Мой дед ездил с гастролями по всей Европе, а отца знала в лицо вся страна!

Нина оттолкнула Илью от себя и с остервенением выпалила:

– Отец твой был каторжанином, а ты и его переплюнул, в третий раз собрался на казенный харч! Так я не против, вперед! Сына-калеку повесил мне на шею и гуляет, циркач хренов!

После этих слов она закрыла ладонями лицо и горько заплакала.

Муж, сглотнув слюну, попытался успокоиться и тихо продолжил:

– Ну зачем ты так, Нинок? Ты же знаешь, что отца моего посадили по ложному доносу сослуживцев.

В этот момент маленький Гошка вдруг захрипел и упал в центре зала, руки и ноги его дергались в конвульсиях. Ребенок тщетно пытался вздохнуть, при этом издавая рвотные возгласы. Мать, забыв про скандал, вскрикнула и кинулась к сыну. Отец подскочил со стула и испуганно спросил:

– Что с Гошкой, Нина?!

Нина, пытаясь сделать массаж легких, нервно ответила:

– Приступ у Гошки, отек легких, он же астматик. Быстро возьми на холодильнике ингалятор. Я думаю, там осталось еще немного, потом смочи полотенце и дай мне.

Отец пулей кинулся на кухню.

После слабого впрыска из ингалятора Гошка захрипел, открыл широко глаза и сильно закашлял. Мать, поглаживая сына по плечу, тихо шептала без остановки:

– Дыши, сынок, дыши, все будет хорошо.

Гошка выдохнул и тихо произнес:

– Уже легче.

Нина спокойно продолжила:

– Возьми ингалятор, сынок, и, если почувствуешь, что станет плохо, не жалей, используй его до конца. Утром, как только откроется аптека, я поеду и куплю тебе новый.

После этого она суетливо стала расстилать постель на диване и укладывать сына. Илья серьезно спросил:

– Так вы что, на ингаляторе экономите?

Нина устало посмотрела на мужа и спокойно ответила:

– Конечно, экономим, и на ингаляторах, и на еде, и на одежде. Ты уж меня прости, я в карты катать не умею, а зарплата у меня 98 р. Так что сам понимаешь, на шелковые ковры денег нет. Ладно, пойдем на кухню, пусть Гошка засыпает, ему сейчас сон – лучшее лекарство.

Зайдя на кухню, Илья увидел накрытый стол, салат винегрет, нарезку колбасы и бутылку туркменского коньяка, которая дополняла общую картину. Нина отрешенно проговорила:

– Сядь поешь, ты уж прости меня, что я так сорвалась, просто накипело.

Муж сидел, уставившись широко раскрытыми глазами на стену. Нина уверенно повторила:

– Ну! Чего расселся! Ешь давай!

Илья тихо ответил:

– Не хочу, в глотку не лезет. Я же думал, что с Гошкой все в порядке. Давно это с ним?

Нина склонилась низко к столу и тихо сказала:

– Давно, с самого рождения. Но разве тебя это когда-нибудь интересовало? Появляешься в полгода раз и то если на свободе, пару недель покуражишься, в папу поиграешь и опять на вольные хлеба. А я тебя, дурака, с пятнадцати лет любила, боже, какая же я дура…

После сказанного Нина, уткнувшись в ладони, стала тихо плакать. Илья, задыхаясь, присел рядом на корточки и стал успокаивать жену: