Илья Бушмин - Рожденный убивать

Во дворе по машине встало около каждого подъезда. Хохлов, выскакивая из «воронка», командовал по рации:

— Блокируем все подъезды, он будет прорываться! Смотрим на окна, седьмой этаж, третий подъезд! Смотрим на окна!

Спецназовцы, срывая с плеч автоматы, бросились к дверям третьего подъезда.

Аксенов слышал звуки тормозов во дворе. Подкрепление прибыло. Он начал дышать, стараясь унять мандраж. Медленный вдох — плавный выдох. Медленный вдох — плавный выдох.

Аксенов был готов.

Совсем рядом вдруг щелкнул дверной замок. И в пяти метрах от Аксенова распахнулась дверь квартиры седьмого этажа. Из нее, хромая, вывалился Жила. На спине рюкзак, в руках дробовик. Сквозь джинсы проступало пятно крови из раны на бедре.

Жила застыл, как вкопанный, при виде Аксенова. Табельный пистолет опера был направлен на него.

— Только дернись, сука, — тихо сказал Аксенов. Он знал, что Жила расслышал все.

Криво усмехаясь, Жила вскинул дробовик. В то же мгновение Аксенов открыл огонь.

Первыми выстрелами Жилу отбросило на дверь. Пули пронзили ему грудную клетку. Аксенов продолжал стрелять. Внутри квартиры отчаянно заверещала Света — ее голос зазвенел в ушах опера. Но Аксенов продолжал жать на спусковой крючок. Гильзы выбрасывало на стену, и они отскакивали, с характерным звоном засыпая пол подъезда.

Он всадил в Жилу все восемь пуль.

После чего опустил дымящийся пистолет.

Все было кончено.

Когда санитары из бюро судебно-медицинской экспертизы выносили труп Жилы из подъезда, Света пыталась броситься к нему, но девушку удерживали двое ППСников. Она рыдала и истошно голосила, пытаясь отбиться от людей в форме:

— Пусти меня! Он меня любил! Отпусти! Убийцы! Пусти меня! Чтоб вы сдохли все! Ненавижу! Я его всю жизнь ждала бы, зачем?! Суки! ОТПУСТИ!!..

В квартире, ставшей последним пристанищем беглеца, проходил обыск. Им руководил лично Хохлов. Один из оперов, порывшись на полке, нашел фотографии на документы.

— Петр Дмитриевич, смотрите. Фотографии на паспорт.

— Фотки и Жилы, и Светы, — удивился Хохлов. — Успели где-то на документы уже сфоткаться, уроды.

— Где? У нас же за него вознаграждение в 300 тысяч объявили. Фотографы что, телек не смотрят?

Из соседней комнаты выглянул другой опер.

— Петр Дмитриевич, мы нашли деньги.

Работа продолжалась всю ночь. Аксенову пришлось почти до утра давать показания — руководство, учитывая масштабы происходящего, уже утром хотела знать все, чтобы сделать официальное заявление.

Вздремнув пару часов на продавленном диванчике в кабинете оперов, Аксенов отправился в СИЗО. Он посчитал, что должен встретиться с Ханыгиным и сообщить ему то, что тот заслуживал услышать. Аксенов знал, что Ханыгин — просто уголовник. Но это был человек, потерявший семью.

— Мы нашли его, Паш.

Ханыгин помолчал. Потом кивнул. Он словно пробовал эту мысль на вкус.

— Где он?

— Мертв.

— Сам себя или…?

— Или.

— Собаке собачья смерть, фиг ли, — помедлив, он добавил: — Спасибо.

На последнем слоге голос Ханыгина предательски дрогнул. И он снова заплакал. Аксенов видел это во второй раз. Почему, он не знал. Может быть, Ханыгин плакал, понимая, что ему самому ничего больше не угрожает. А может — оплакивал наконец отомщенную жену, погибшую ни за что.

За связь с Жилой платили все. И платили кровью.

После обеда Фокин, сдав все отчеты и отписав рапорты, решил выкроить час для важной встречи. Он набрал номер Ефимова.

— Привет, это я. Слышал про вчерашнее?

— Ты про перестрелку? Само собой. Все уже слышали.

— Есть подробности.

— Сергей, я не уверен, что мне это…

— Ефимов, блин, я лично принимал участие! Я тебе такие подробности сообщу, все твои читатели кончат от кайфа.

— Хм, — Ефимов почему-то колебался. — Ну не знаю…

— Ты рехнулся? Это главная новость вообще! Захват заложника был, ты знаешь об этом? Отвечаю, что пресс-служба этого не сообщала!

— Ну ладно. Давай через час на старом месте пересечемся?

Ефимов вел себя слишком пассивно для репортера, который в свое время несколько месяцев подбивал клинья к оперу, чтобы сделать его своим информатором в полиции. Фокин недоумевал — он не мог понять, в чем дело.

Но через час, когда они встретились на улице, все стало ясно.

— Я в Москву уезжаю, — сообщал Ефимов. — На повышение.

— Что? Как? Почему?

— На самом деле… на самом деле благодаря тебе. Эта история с этим отморозком Жилой. Каждый мой материал забирали в центральный выпуск. То есть, он шел на всю страну, а не только в нашем городском номере. Ну и на днях мне позвонили. Сказали, что в отделе расследований нужны такие люди. Я сейчас, короче, чемоданы уже пакую.