Андрей Воронин - Один шаг между жизнью и смертью

Немного дальше, на полпути от массивных железных ворот, приткнулась “Победа” цвета кофе с молоком с тронутым ржавчиной капотом, узким и длинным, как крышка гроба или пеликаний клюв. Солнце тускло отражалось в ее радужных от старости стеклах и облупившихся хромированных деталях. По горячей округлой крыше “Победы” с независимым видом расхаживал нахальный воробей. Устав бродить из стороны в сторону по раскаленному солнцем пыльному железу, он коротко чирикнул, нагадил и упорхнул.

Сразу за домом начинался травянистый косогор, полого спускавшийся к реке. Белоснежный забор, окружавший загородную резиденцию Арцыбашева с трех сторон, вдавался в реку на два метра. В отсутствие хозяев незащищенная забором и телекамерами полоса песчаного пляжа охранялась отставным прапорщиком спецназа и его похожим на бесхвостого теленка ротвейлером. Ротвейлер лаял очень редко, предпочитая молча налетать на незваных гостей из темноты и рвать в клочья, а прапорщик, как правило, не торопился оттаскивать своего зверя от жертвы – в самом крайнем случае труп можно было утопить в реке. Место здесь было тихое, очень уединенное, и Арцыбашев иногда задумывался о том, сколько бомжей и любителей легкой наживы уже пошло на корм рыбам. Отчасти именно это обстоятельство послужило причиной того, что Евгений Дмитриевич никогда не купался в реке.

Сейчас на пляже, в двух метрах от воды, дымился большой мангал, возле которого с ловкостью циркового эквилибриста орудовал нанятый Арцыбашевым специально для этой цели армянин. Человек он был проверенный, не впервые жарил шашлык для Арцыбашева и никогда не совал нос в дела хозяина дома. Лена в простеньком летнем платье, стоившем почти тысячу долларов, разносила напитки.

Гости, одетые или раздетые в зависимости от настроения и степени алкогольного опьянения, сидели в пестрых шезлонгах. Кое-кто, презрев блага цивилизации, расположился прямо на траве или на песке пляжа. Трава была мягкой, а песок заранее просеяли, удалив из него принесенный рекой и ветром мусор. Кто-то шумно плескался в метре от берега – похоже, Воробейчик снова набрался сверх меры. С берега ему призывно махали нанизанным на длинный шампур шашлыком и грозились выловить спиннингом, если он сию минуту не перестанет валять дурака. Все шло как обычно, но Арцыбашева не оставляло приподнятое настроение, сопровождавшееся легкой дрожью в коленях, как будто он собирался вот-вот сигануть с вышки в бассейн.

"Сигануть – не проблема, – подумал он, аккуратно давя сигарету в пепельнице, стоявшей на широких каменных перилах балкона, который выходил на реку. – Главное, чтобы бассейн не оказался пустым”.

– Что вы сказали? – переспросил он, поворачиваясь спиной к пляжу. Позади него была распахнутая настежь стеклянная дверь. В дверном проеме колыхалась от сквозняка прозрачная занавеска.

– Я сказал, что у вас неплохая коллекция, – послышалось оттуда.

Арцыбашев в последний раз оглянулся на пляж, невольно отыскав глазами двоих гостей, которых он не приглашал: накачанного и оттого казавшегося надувным амбала в тесной голубой майке с изображением головы бульдога в бейсбольной шапочке и худого, похожего на сплетенного из резиновых трубок чертика человека с ненормально вытянутым черепом и печальным лицом дауна, посреди которого кнопкой торчал красноватый носик, придававший человеку клоунский вид. Эти двое старательно делали вид, что не знают друг друга, сильно перегибая палку в этом старании. Амбал в голубой майке вдобавок демонстративно не смотрел в сторону сидевшего в шезлонге у самой воды Филарета, который поигрывал полупустым стаканом и любовался заречными далями. Арцыбашев ухмыльнулся, вспомнив встречу в кафе, и, отодвинув занавеску, вошел в комнату.

После яростного солнечного блеска и прогретого воздуха здесь было прохладно и сумрачно. Подошвы глухо постукивали по скользким каменным плиткам пола, на грубо оштукатуренных стенах чуть поблескивало развешенное в живописном беспорядке оружие. Укрепленная над выложенным диким камнем камином медвежья голова скалила огромные желтоватые клыки, с потолка на прочной цепи свисала люстра из кованого железа, меди и искусственно состаренного дерева. Узкие окна-бойницы начинались от самого пола, и при желании можно было легко вообразить себя защитником старинной крепости.

– Впечатляюще, – сказал Арчибальд Артурович, проводя длинным суховатым пальцем вдоль слегка изогнутого клинка. – Это ведь самурайский кинжал?