Андрей Воронин - Панкрат

Одеты боевики были в спецкостюмы наподобие тех, что используют “тюлени”, солдаты пресловутых спецподразделений американских ВМС. Верхний слой ткани, из которой они были сделаны, обеспечивал практически стопроцентное поглощение почти всех излучений в видимой части спектра — а это означало, что при выключенных фонарях боевики в сумраке канализационного тоннеля будут невидимы.

Этот слой, помимо всего, абсолютно не пропускал воду. Второй слой, находившийся под ним, представлял собой полимерную пленку толщиной в микрон, которая сохраняла тепло человеческого тела, не давая бойцу замерзнуть в холодной морской воде. Что было совсем не лишним и в канализации — жижа не отличалась высокой температурой.

Третий слой костюма состоял из натуральных материалов, не раздражающих кожу, и прилегал непосредственно к телу, обеспечивая комфорт движений.

За спиной у каждого боевика висел рюкзак из прорезиненной ткани, закрывавшийся специальным вакуумным клапаном, который обеспечивал полную герметичность, предохраняя оружие от влаги, которой был перенасыщен воздух подземелий. В этих рюкзаках лежали в разобранном состоянии печально известные и безотказные по своим техническим характеристикам “аргоны” — именно из таких автоматов в последние несколько месяцев в Москве и Питере были застрелены несколько крупных российских политиков, бизнесменов и лидеров преступного мира, так или иначе перешедших дорогу кавказцам. Помимо “аргонов”, имелись еще и пистолеты с глушителями, пламегасителями и лазерной оптикой; к ним “прилагались” светозвуковые и боевые гранаты, а также пластиковая взрывчатка.

Дыхательные пути боевиков от нежелательного воздействия окружающей среды предохраняли респираторы и ароматизированные тампоны, засунутые глубоко в ноздри. Если бы не эти ухищрения, воинам Аллаха пришлось бы добираться к намеченной цели еще и по собственной блевотине. Дорогу перед собой они освещали мощными, но малогабаритными фонарями с регулируемой интенсивностью светового пучка — такими пользуются спелеологи, спускаясь в глубокие подземные расщелины. В светомаскировке не было необходимости — вряд ли здесь, в канализации, они могли наткнуться на российский патруль, вздумавший вдруг прогуляться по говну для поднятия тонуса.

Собственно, именно по этой причине они и выбрали подобный маршрут — через канализационные ходы и тоннели, где было достаточно места, чтобы мог пройти человек. И более чем достаточно дерьма для того, чтобы он и не подумал туда соваться.

По дороге в Гудермес Панкрат не раз представлял себе встречу с Ириной. Представлял по-разному: и радостные объятия, и холодный, равнодушный взгляд. Тысячу раз, скрипя зубами, он представлял себе и то, как она жила здесь без него, и столько же раз, взяв себя в руки, отказывал себе в праве хоть как-то судить об этом. Понимал: виноват в первую очередь он сам, слишком (так ему теперь казалось) легко отказавшийся от поисков любимой…

— Ждала? — негромко спросил Панкрат. — Правда, ждала?

Ирина не ответила — она просто посмотрела на него так, как могла посмотреть только она. И Суворин прочитал ответ в глубине ее серых, в этот момент широко раскрытых глаз, которые просто-таки лучились радостью.

— Знаешь, — произнесла Ирина осторожно, будто слова эти были живой водой, которую она боялась расплескать. — После того, как ты… — она замялась, подыскивая нужное слово. — Как ты исчез, я все искала тебя, высматривала, столько раз успела обознаться и разочароваться, что иногда даже ругала тебя последними словами. А когда узнала, что ты погиб при исполнении…

Ирина всхлипнула, и Суворин поспешил обнять ее и прижать к себе. Погладил ее по густым светло-русым волосам, пробормотал машинально:

— Раньше вроде длиннее были…

Она мягко отстранилась, вытерла глаза лежавшим на столе чистым лоскутом марли и, прищурившись, со слабой усмешкой парировала:

— Да и у тебя раньше темнее были.

Панкрат усмехнулся в ответ.

Потом непроизвольно провел рукой по щетинистому ежику, словно седину можно было определить на ощупь.

Вот они и встретились.

И все слова, которые он много раз повторял про себя, готовясь к этому долгожданному моменту, оказались без надобности. Достаточно было одного только взгляда — и они смотрели, смотрели друг на друга, не в силах оторваться, и говорили только лишь глаза.

"Прости… Прости, что так долго не возвращался”.