Андрей Воронин - Панкрат

— Так что ты хочешь мне рассказать? — наконец спросил он, обращаясь к Рашиду, застегнувшему уже штаны и теперь стоявшему, опираясь о железный бок вертолета.

Опираться приходилось потому, что ноги чеченца так и оставались связанными.

— Не понимаю, — отрицательно покачал головой Усманов, глядя в глаза Панкрату. — Я ничего не хочу рассказывать. И не хотел. И.

— Что это за комбинации? — резко спросил Суворин, давая понять, что заигрывания закончились. — Я не собираюсь ждать, когда тебе снова посцать захочется, понял?!

— Ничего не знаю, — ответил Рашид, по-прежнему не отводя взгляда. — Все должен был объяснить курьер.

— Не дури, — устало произнес Седой, вытаскивая из-за ремня пистолет.

Вместо “беретты”, выброшенной в приступе ярости на поляне в горном лесу, он отыскал в оружейных ящиках, сложенных в вертолете, недурственную замену — австрийский пистолет для вооружения спецподразделений с емкостью магазина в три десятка патронов и массой чуть больше килограмма, отчего оружие в руках казалось игрушечной имитацией настоящей “пушки”.

Рашид бросил быстрый взгляд на пистолет. Суворин с нарочитой неторопливостью передернул затвор, потом направил ствол точно в переносицу чеченца.

— Послушай, что я тебе скажу, — начал он, медленно опуская пистолет все ниже. — Ты, конечно, можешь и дальше утверждать, что ни фига не знаешь и все такое… Я не буду тебя убивать — это было бы слишком легко. После того, что ты и головорезы под твоим командованием натворили здесь, смерть была бы для тебя настоящим подарком.

Он сделал паузу, которую расчетливо затянул почти на целую минуту, предоставив Усманову гадать, что же такое с ним собираются сделать. Потом продолжил, держа руку с пистолетом на уровне пояса:

— Так вот, убивать тебя я не буду. Я буду тебя пытать.

Сказав это, он спиной ощутил упершиеся в него взгляды Чепрагина и Шумилова.

— Кишка тонка… — протянул, храбрясь, Рашид, впрочем, без особой уверенности в голосе. Суворин усмехнулся.

— Еще неделю назад была бы тонка, — ответил он, сунув пистолет обратно за ремень. — Но сейчас мои моральные принципы несколько изменились. Я думаю, что было бы очень даже неплохо проделать с главным освободителем кое-что из того, что проделывают его так называемые солдаты с беззащитным мирным населением — как с русским, так и со своим собственным. И знаешь, с чего я начну?

С этими словами он сделал шаг вперед и резко подался к Рашиду, приблизив свое лицо к его лицу. Тот от неожиданности отшатнулся, позабыв о том, что ноги связаны, и с размаху сел на пятую точку.

— Слушай, что я придумал… — свистящим шепотом произнес Панкрат, наклоняясь над упавшим чеченцем. — Сначала я отрежу тебе яйца. Это не оригинально, согласен. Но потом я сделаю из них омлет и заставлю тебя сожрать, — он выпрямился и в задумчивости почесал затылок, сделав вид, что напряженно обдумывает только что пришедшую в голову мысль. И тут же просиял:

— Эврика! Я даже не буду их отрезать. Так поджарим… Илза у нас по кухонной части — спец, так что не подгорят, я думаю.

Рашид подтянул под себя ноги и оттолкнулся ими от земли, пытаясь на спине отползти подальше от Панкрата, склонившегося над ним, как хищная птица над перетрусившим кроликом.

— Я заставлю тебя сожрать себя самого, — тон Суворина и выражение его лица прекрасно соответствовали произносимым словам. — Буду срезать с тебя кожу полосками и варить… Кровь буду тебе выпускать понемногу — так, чтобы не умер. Ты у меня неделю умирать будешь…

В эти секунды он был почти что уверен, что именно так и сделает, и взвинчивал себя, добавляя все новые и новые подробности к описанию ожидающих Усманова страданий и пыток. С удивлением обнаружив у себя несомненный талант к пыточному делу, припоминая прочитанное, увиденное и услышанное когда-то. Панкрат продолжал живописать его возможные злоключения, перед которыми смерть действительно казалась избавлением, пока не услышал сдавленные горловые звуки у себя за спиной. Он резко обернулся с потемневшим от ярости лицом и искривленными губами и увидел, что Илзу рвет — она стояла на коленях у того самого дерева, о которое только что опиралась спиной, и, повернувшись к остальным спиной, избавлялась от только что съеденного завтрака.

Суворин ощутил нечто вроде мрачного удовлетворения.

— Подумал? — еще раз спросил он, снова развернувшись к лежавшему на спине, словно раздавленный жук, Рашиду.

Тот быстро закивал головой.