Андрей Воронин - Петля для губернатора

В пляшущем свете фар приближающегося автомобиля Глеб увидел поваленную бурей березу, лежавшую почти параллельно дороге. Это было отличное укрытие. Слепой залег, передернул затвор винтовки и стал ждать.

Ждать пришлось совсем недолго. Не успел Глеб перевести дыхание, как в поле его зрения возник автобус. “Уазик” теперь переместился назад, а замыкал колонну невесть откуда взявшийся джип. Сиверов присвистнул, вынул из кармана запасную обойму и аккуратно пристроил ее рядом со своей правой рукой. С нависавшей над его головой ветки сорвалась тяжелая капля талой воды и с завидной точностью упала ему за шиворот. Глеб повел плечами, но поднимать воротник куртки было уже некогда: машины остановились.

Впереди, где была засада, вспыхнул прожектор, расчертив весь мир на полосы яркого света и чернильной тьмы. В этом режущем свете Глеб без труда разглядел на переднем сиденье джипа дряблую тушу подполковника Небабы и сосредоточился на нем. Возле автобуса раздавались властные голоса, требовавшие предъявить документы, но Глеб смотрел только на джип. Он услышал негромкий скрежет, с которым водитель внедорожника включил заднюю передачу, за секунду до того, как машина тронулась, и, поспешно сменив прицел, нажал на спуск. Раздался негромкий хлопок, и воздух со свистом устремился вон из простреленной шины. Для верности Глеб выстрелил еще раз, и джип тяжело осел на правый бок. Потом его дверца распахнулась, и подполковник Небаба с неожиданной для его туши легкостью выбрался наружу, явно нацелившись под шумок нырнуть в лес. Ствол винтовки описал в воздухе коротенькую дугу и слегка подпрыгнул, издав еще один негромкий хлопок. Тучный немолодой человек, мнивший себя вершителем чужих судеб, молча согнул ноги в коленях и упал лицом в холодную декабрьскую грязь, под тонким слоем которой скрывалась схваченная недавним морозом и все еще не успевшая до конца оттаять земля. Будь Небаба жив, он наверняка сильно ударился бы лицом, но такие мелочи его уже не волновали, поскольку винтовочная пуля вошла точно в середину его лба и вышла через затылок, бесследно уйдя в ночной лес Все это заняло считанные секунды.

Глеб перевел взгляд правее, решив, что теперь может позволить себе в течение нескольких минут побыть обыкновенным зрителем. Милицейский “уазик” стоял почти напротив него, и он очень хорошо разглядел, как из его задней дверцы ужом выскользнул человек в кожаной куртке, припал на одно колено у колеса и поднял к плечу гранатомет. Глебу потребовалось некоторое время на то, чтобы сообразить, что тот целится не в перегородившую дорогу машину, а в автобус с женщинами. Чертов идиот явно вознамерился убрать свидетелей, даже не заметив, что его босс уже превратился в обыкновенный кусок скверного, слишком жирного мяса. Глеб припал к винтовке, но обзор закрывал ствол молодой осины, и он, забыв обо всем, встал во весь рост, сразу же поймав на мушку голову гранатометчика и плавно спустив курок.

Никакого боя на дороге до сих пор не было. Водитель “ПАЗа” все еще что-то горячо доказывал остановившим его людям, вылезшие из “уазика” бандиты в милицейской форме все еще с привычной ленцой шли к нему на выручку, надеясь решить все вопросы одним своим появлением, и на секунду Глебу даже почудилось, что на его участие в событиях до сих пор никто не обратил внимания. В последнее мгновение он боковым зрением уловил какое-то движение возле джипа и понял, что ошибся, за долю секунды до того, как второй гранатометчик, ехавший в джипе вместе с Небабой, метнул в него свою молнию.

Граната ударила под низ ствола, который служил Глебу укрытием. Поваленная береза тяжело подпрыгнула, подброшенная кверху взрывом, к небу взлетел дымно-оранжевый столб огня, грязи и мелкого лесного мусора, расщепленный березовый комель пьяно мотнулся справа налево, настиг отброшенного взрывной волной Глеба и с хрустом ударил его в грудь.

Когда он пришел в себя, еще не рассвело, но очертания деревьев уже явственно проступали через редеющий мрак.

Некоторое время он просто неподвижно лежал, наслаждаясь ощущением мягкой сырости под затылком, холодным воздухом и щекочущими прикосновениями тающих на лбу и щеках снежинок. Было больно дышать, и в голове тугими мягкими толчками билась тупая неотвязная боль, но и это почему-то казалось приятным. Он попытался разобраться в своих ощущениях, но в голове все перепуталось, и он даже испугался: ему вдруг показалось, что когда-то так уже было. Глеб тряхнул головой, застонал от прострелившей ее от виска до виска нестерпимой боли, но вязкая серая муть, мешавшая думать, рассеялась, и он вспомнил, кто он такой и почему лежит в этом сыром предутреннем лесу. Он приветствовал вернувшуюся память тихим невнятным ругательством и с усилием поднес к лицу левое запястье, чтобы посмотреть на часы.