Андрей Воронин - Петля для губернатора

Морщась, Глеб потушил в пепельнице только что зажженную сигарету и включил первую передачу. “Все потому, что мы меняемся, – думал он, выводя машину со двора по нетронутой снежной целине. – Мы меняемся потихоньку, незаметно для себя и окружающих, и в один прекрасный день вдруг обнаруживаем, что выросли из своих старых правил, убеждений и принципов, как из детских штанишек, и тогда мы принимаемся обвинять себя в отсутствии силы воли, моральных устоев и конформизме, поскольку с самого детства нам дудели в уши, что принципы – это принципы, и изменять им нельзя. Это очень удобно, когда человек всю жизнь исповедует одни и те же принципы. Тогда им очень легко руководить, управлять и вообще манипулировать. Верность тем или иным принципам похожа на ярлычок: всегда знаешь, чего можно ожидать от данного человека в данной ситуации, и это сильно облегчает жизнь тем, у кого нет никаких принципов, кроме одного: разделяй и властвуй”.

Выезжая на проспект, он снова усмехнулся: сколько рассуждений из-за одной не вовремя закуренной сигареты!

Асфальт под колесами “мустанга” мокро лоснился, как шкура гигантского морского змея. “Нет, – подумал Глеб, вертя ручку настройки радиоприемника, – на морского змея эта штуковина не тянет. Морской змей, пожалуй, все-таки почище. Вот если бы в городской канализации обитали гигантские змеи, то их шкура, наверное, была бы похожа на московские улицы в оттепель”.

Он увеличил скорость. Дорога была почти пуста, светофоры на перекрестках перемигивались круглыми оранжевыми глазами, окна домов были темны, лишь огромные витрины магазинов светились, как фантастические аквариумы, из которых вслед проносившемуся мимо “мустангу” бесстрастно смотрели нарисованными глазами одетые с иголочки манекены. Возле ночного клуба переливалось разноцветными огнями в отсветах неоновой вывески небольшое стадо дорогих авто, на крыльце вышибала о чем-то беседовал с милиционером. Патрульный “форд” стоял неподалеку, его мигалки были выключены, а да лобовым стеклом мерно разгорался и потухал оранжевый огонек сигареты. Глеб обогнал пустое такси, водитель которого от нечего делать затеял было с ним гонку, но, убедившись в том, что за рулем мощного “мустанга” сидит не новичок, разочарованно отстал – шансов обойти “мустанг” на потрепанной таксопарковской “волге” у него не было.

Глеб припарковал машину на площади перед Казанским вокзалом. Здесь царило оживление, горели яркие огни, приезжали и уезжали машины, а от выпавшего в первой половине ночи снега уцелели только редкие, неуместно белевшие посреди темного моря слякоти мизерные островки.

Сиверов вышел из машины и направился к ярко освещенному зданию вокзала, без труда выбирая дорогу в толпе, из-за которой привокзальная площадь напоминала разворошенный муравейник.

Он вошел в зал с автоматическими камерами хранения, спокойно миновав постового милиционера, который увлеченно болтал с дежурной, всем телом привалившись к ее стеклянной будке и что-то объясняя ей на пальцах. Номер ячейки и код, продиктованные полчаса назад по телефону полковником Малаховым, сами собой всплыли в памяти Глеба без всякого усилия с его стороны. Сориентировавшись в тускло освещенном лабиринте, он свернул в нужный проход и вскоре уже открывал ячейку под номером двести семнадцать.

На сером металле дверцы кто-то нацарапал гвоздем короткое ругательство, и Сиверов, который в последнее время начал обращать внимание на вещи, мимо которых раньше проходил, не удостоив их даже беглого взгляда, с содроганием подумал о гигантских количествах творческой энергии и стремления самовыразиться, попусту растворяющихся в мировом пространстве, расходуемых на такие вот надписи, на битье стекол и на расписывание стен общественных туалетов. Он был уверен, что подобные поступки совершаются помимо сознания: кто-то, не зная, чем себя занять, сочиняет стихи, а кто-то вырезает на садовой скамейке свое имя, вкладывая в это дело не меньше энергии, чем художник в написание шедевра. Сознавать, что человечество еще очень недалеко ушло от пещер и землянок, было немного обидно.

Глеб открыл ячейку и вынул оттуда полупустую спортивную сумку, стараясь двигаться так, чтобы со стороны казалось, будто сумка ничего не весит. На самом деле его ноша была довольно увесистой, но болтавшему с дежурной сержанту было вовсе не обязательно об этом знать.

Непринужденно помахивая сумкой, Глеб вышел из здания вокзала и направился к машине. Пока он возился в камере хранения, опять пошел снег. Слипшиеся мокрые хлопья летели наискосок и, едва коснувшись земли, мгновенно темнели, неразличимо сливаясь с бурой слякотью, покрывавшей асфальт. Свободной рукой подняв воротник кожанки, Сиверов пошел быстрее: погода не располагала к неторопливым прогулкам, да и времени у него оставалось не так уж много.