Андрей Воронин - Шальные деньги

– В двенадцать мы должны быть в Берне, – сказал Прохорову Андрей, один из швейцарских охранников.

– Ты, Андрюша, еще полгодика здесь поживешь, вообще русский язык забудешь, – потрепал его по плечу Прохоров. (Говорил охранник с явным акцентом.) – Спокойная у вас тут жизнь.

– Чувствую, она уже кончается.

– Никто подозрительный возле офиса не крутился?

– Нет, только швейцарцы.

– Их опасаться нечего, – беспечно махнул рукой Прохоров. – Погнали.

Единственным из русской компании, кто не выделялся среди толпы пассажиров в аэропорту, был компьютерщик Юра. Он, как крутой специалист, в котором ценят умение, а не подобострастие, мог позволить себе выглядеть не по протоколу. Джинсы, свитер, длинные мелированные волосы. Охрана же Данилова по случаю приезда Прохорова поголовно была одета в черные костюмы и белые рубашки при галстуках. Этот наряд разительно контрастировал с лицами парней, пугающими своей невозмутимой жесткостью. Короткие стрижки, угловатые манеры… Им бы в камуфляже ходить с автоматами.

Прохоров ехал в головной машине, устроившись рядом с шофером. Несмотря на то что в автомобиле имелся кондиционер, стекла и слева, и справа были опущены. В салон врывался ветер и вылетал, смешанный с громкой музыкой.

За Прохоровым и шофером расположились компьютерщик и швейцарский охранник по имени Вадим.

– Как тут жизнь? – лениво поинтересовался Прохоров, скользя взглядом по горному пейзажу, который казался ему нереальным.

– Как в сказке, – отозвался Вадим, – есть деньги – есть и хорошая жизнь, нет – считай, что ты не человек.

Даже Прохоров не знал, сколько Данилов платит охранникам, работающим в швейцарском офисе. Справедливо подозревал, что больше, чем московским. Люди, от которых зависят твои секреты, должны получать больше, чем швейцарцы, среди которых они живут, иначе секрет перестанет быть таковым.

Прохоров чувствовал себя обиженным. Ребята, сидевшие в Берне, рисковали куда меньше его парней, а получали больше. Николай мстительно усмехнулся. Он нутром чуял, что после его приезда работа в бернском офисе будет свернута, значит, и парней отсюда переведут. То, что трое охранников имели лучшее образование, чем он, владели двумя языками, кроме родного, Прохоров в расчет не брал. В его представлении единственным стоящим образованием являлась Высшая школа КГБ СССР.

"Кто ж тебе правду скажет, – подумал он, – это пока со мной Ленский довольно холоден, а прижмет его – другое петь станет”.

А пока Прохоров терпеливо сносил все удары, которые наносило государство по холдингу, брал на себя ответственность за прегрешения хозяина. Он и телефонные разговоры по своей инициативе прослушивал, и компьютерную информацию воровал. Ленский пока слово держал, выгораживал Прохорова как мог, хотя, как подозревал Николай, его терпения надолго не хватит. Он даже сделал упреждающий ход – попросил Спартака Ивановича Ленского позволить ему уйти со службы. Мол, возьму на себя все грехи и вместе с ними уйду в сторону.

– Николай, не пришло еще время, – улыбнулся Ленский, – ты не смотри, что на нас с Даниловым наехали, выберемся на поверхность при любой власти. Нет на свете людей, с которыми нельзя договориться при помощи денег.

Прохоров тогда кивнул, но вспомнил тех, кого ему приходилось убирать по распоряжению олигарха. “Значит, не со всеми договорился. Вот же черт, – продолжал рассуждать Прохоров, глядя на бегущую под колеса джипа дорогу, – земля-то у швейцарцев совсем ни к черту, даже картошку не посадишь: горы да скалы, а живут лучше нашего. Опять же странно получается: деньги Ленскому легче заработать в России, а спрятать легче здесь”.

До многих вещей, которые делал его хозяин, умом Прохорову дойти было сложно, не хватало ни образования, ни информации. Николая всегда удивляла та беспардонность, с которой действовали Данилов и Ленский, они вели себя так, словно купили всю страну. Потом, правда, выяснялось, что куплено далеко не все, и начинались передряги. Но лучшего места службы Прохоров найти не сумел. Быть начальником личной охраны олигарха – это покруче, чем носить погоны генерала ФСБ или МВД.

Поначалу Прохорову трудно было перестроиться. Ленский был слеплен совсем из другого теста, чем прежнее начальство. Люди в погонах никогда не умели отделять себя от должности, которую занимали. Генерал оставался генералом, даже на пляже. Ленский же умело давал понять собеседнику, что он такой же человек, как и его собеседник. Он мог запросто поговорить по душам, объяснить свою позицию, выслушать чужую и только потом сказать: