Андрей Воронин - Шальные деньги

– С Лией? – изумился Ленский и на этот раз резко схватил пульт управления и принялся мотать пленку туда и назад, волнуясь и отыскивая нужное место.

– Вот! – наконец крикнул Прохоров, указывая пальцем на экран телевизора. Ленский довольно ухмыльнулся:

– Точно, она одна приехала.

И олигарх и начальник охраны просмотрели запись. На набережной к причалу выехало такси. Женщина сама расплатилась и в одиночестве проследовала на теплоход.

– Я могу подъехать к ней, переговорить, – предложил Прохоров.

Ленский закусил нижнюю губу.

– Женщины – странный народ, никогда не поймешь, что у них на уме. Не надо тебе, Николай, ехать. Я сам. Тебе она все равно ничего не скажет.

Прохоров собирал фотографии на столе, запихивая их в конверт.

– Тебе не кажется, Николай, – глядя в окно, проговорил олигарх, – что незнакомец на судне и байкер в Берне – один и тот же человек?

– Я уже думал об этом. У меня такое чувство, что он и сейчас ходит кругами возле нас.

– Ничего, пусть походит, – вздохнул олигарх. – Все, что я мог потерять из-за него, уже потерял.

По тону хозяина Прохоров понял, что пора уходить. Ленский сейчас не в духе.

Оставшись один, олигарх загадочно улыбнулся. Так человек улыбается, вспомнив что-то приятное, но безвозвратно ушедшее.

В темноте, да еще за городом, рассмотреть и запомнить машину практически невозможно, если, конечно, это не семиметровый “Линкольн”. “Волга” же – машина неприметная.

Возле Пырьевска Кирилл Андреевич Кривошеев оказался, когда солнце уже спряталось за горизонт и о его существовании напоминала лишь узкая пунцовая полоска над мрачным лесом.

В этот день даже полупустынные улицы Пырьевска казались Кривошееву опасными. Он объехал город стороной по проселочной дороге, которую жители районной столицы гордо именовали полукольцевой.

Когда мотор замолчал, Кривошееву показалось, что наступила полная тишина. Он сидел в автомобиле, и ему чудилось, будто машину облепила густая черная смола, она полностью залила стекла и стоит открыть дверцу, как расплавленный горячий битум тут же хлынет вовнутрь салона.

Постепенно глаза привыкли к темноте. Он уже различал силуэты построек психиатрической лечебницы. Отовсюду неслись трели кузнечика, назойливо жужжала залетевшая в машину муха. Насекомое, выбившись из сил, ползло по стеклу, вибрируя крыльями на последнем издыхании. Брезгливо спичечным коробком Кривошеев раздавил муху.

– Пора, – сказал он и вышел из машины.

Руки дрожали.

– Черт, где же Кругловский? Обещал меня встретить, а сам… – пробурчал Кирилл Андреевич, подходя к высоким воротам.

Оказалось, что навесной замок существовал лишь для видимости. Он был пропущен только в одну скобу. Створки ворот удерживала замотанная вокруг штырей короткая цепь. Стараясь не звенеть, Кривошеев размотал ее и неожиданно для себя оказался по колено в высокой траве, сплошь усыпанной крупной росой, – в темноте он сбился с тропинки. Тонкие кожаные ботинки мгновенно промокли.

– Что они, психов совсем из корпусов не выпускают? Трава разрослась по самые колени.

С доктором Кругловским Кривошеев столкнулся на крыльце административного корпуса. Он даже негромко вскрикнул от неожиданности: лишь только тронул ручку двери, как та сама отворилась. Виктор Феликсович, не рассмотрев, кто стоит на крыльце, тоже отпрянул.

– Ну вы и напутали меня, – выдохнул психиатр. Договаривались у ворот встретиться. Кирилл Андреевич изобразил на лице улыбку.

– Наверное, я немного раньше приехал.

– Нет, это я задержался, по телефону болтал.

– Пусто здесь у вас, безжизненно, – проговорил полковник налоговой службы.

– Нас сейчас только трое в доме, персонала не хватает, особенно на ночные дежурства.

– Он здесь? – спросил Кирилл Андреевич.

– Конечно.

Сердце у Кривошеева забилось быстро и неровно.

– Вы не волнуйтесь так, – психиатр взял Кирилла Андреевича за локоть. – Больные, они чужое волнение сразу чувствуют. Если человек не в себе, то и больные начинают нервничать, а слушаются они только уверенных в себе людей. Дай им ощутить слабину – вмиг наглеют.

Мужчины медленно поднимались по крутой деревянной лестнице на второй этаж. Перед дверью, выкрашенной белой краской, они остановились.

– Ну вот вы и дождались. Психиатра даже немного забавляло то, как волнуется Кривошеев.

– Он узнает меня?

– Откуда? – хихикнул Кругловский. – Он своего отражения в зеркале уже несколько лет не видел. Человеку вообще свойственно не помнить своего лица.