Андрей Воронин - Слепой для президента

Потапчук потянулся к портфелю и положил перед Глебом пластиковую папку.

– Вы посмотрите, Глеб Петрович, здесь. Думаю, полчаса вам хватит. А затем я все заберу. И вы ничего не видели, а я вам ничего не показывал.

– Все так и будет.

Глеб принялся просматривать бумаги. Он не боялся чего-либо не запомнить: знал, что его мозг сработает, как компьютер, и все прочитанное и увиденное останется в памяти, отчетливо, словно гравировка на мраморе.

…Генерал посмотрел на свои швейцарские часы, давая понять агенту по кличке Слепой, что времени уже совсем не осталось.

– Да-да, я понял, – откладывая бумаги в сторону, произнес Глеб.

– Что ж, Глеб Петрович, действуйте. Связь будем держать, как и прежде. И еще, я хочу сообщить вам один любопытный факт… Глеб понял, что генерал скажет сейчас что-то важное, была у Потапчука такая манера – приберегать главное на прощание.

– Не так давно, а если быть абсолютно точным, десять дней назад были зверски убиты два пожилых человека, два пенсионера. Как вы понимаете, Глеб Петрович, такие случаи происходят в Москве почти каждый день, и я, конечно, не обратил бы ни малейшего внимания на это убийство – прочел бы и все. Мало ли за что можно убить двух пожилых людей! Может, кому-то понадобилась их жилплощадь, может, кто-то соблазнился их небогатыми сбережениями… Только вот в чем дело.

Эти пенсионеры, эти пожилые люди были тестем и тещей одного из лучших хирургов Центральной клинической больницы. Да-да, именно той больницы, где лечат самых высокопоставленных лиц нашего государства.

Брови Глеба приподнялись, он внимательно посмотрел на Потапчука, который сидел, прижав правую ладонь к сердцу.

– Именно там, Глеб Петрович, делают операции на сердце. Может, я тоже когда-нибудь окажусь на операционном столе в этой самой больнице, чем черт не шутит.

– Я понял вас, генерал, – коротко ответил Глеб.

– Ну вот и все, собственно говоря, – Потапчук устало поднялся.

Глеб прошел вслед за генералом в прихожую и хотел помочь старику – в мыслях он уже не мог называть Потапчука иначе – одеться, но тот замахал руками, обиженно взглянув на Сиверова.

– Да что вы, что вы, молодой человек, уже причислили меня к рухляди? Я еще в состоянии сам одеться.

Когда станет невмоготу, я вас попрошу, будьте уверены.

– Извините, генерал, я хотел, как лучше. И возраст тут ни при чем, просто я хотел показать свое уважение к вам. Смотритесь вы еще неплохо.

– Ну что ж, спасибо, Глеб Петрович, за комплимент, хоть я и не женщина.

До скорой встречи.

– До встречи.

Потапчук обернулся и указал на ключи, которые лежали на тумбочке:

– Больше вы их не оставляйте, носите с собой.

Дверь захлопнулась. А Глеб еще долго стоял в прихожей, прислушиваясь к шаркающим шагам генерала Потапчука.

Наконец шаги растворились в тишине.

– Да, дела, – сказал Сиверов сам себе, все еще не зная, с какого конца браться за дело.

Но инстинктивно он чувствовал, что все события, все факты и детали связаны воедино и вертятся, как планеты вокруг Солнца, вокруг чего-то очень большого и важного. Но чего именно, Глеб все еще не мог определить.

"Отгадка где-то рядом, совсем рядом. Она лежит на поверхности, просто хорошо замаскирована. Но у меня есть время, и я обязательно докопаюсь до сути.

Обязательно!" – принялся сам себя подзадоривать Глеб.

Но тут же его мысли переключились на совершенно иное, перешли в другую плоскость. Он подумал об Ирине.

– Чертовщина какая-то! – пробормотал Сиверов, вскакивая с дивана, и, как затравленный зверь, стал метаться по комнате.

"А что если они выйдут на меня, а затем схватят Ирину? Нет, только не это! Этого не должно произойти.

Ирину надо срочно отправить куда-нибудь, спрятать как можно дальше, чтобы никакие грязные руки не смогли до нее дотянуться. Она носит моего ребенка!

Какая же фамилия достанется ребенку? Моя настоящая – Сиверов? Нельзя. Молчанов?

А может, фамилия Ирины?

С ума сойти, так все сбежалось, так все переплелось, буквально смешалось!

И надо же, в одно и то же время:

Ирина беременна, а генерал Потапчук плохо себя чувствует. Скорее всего, он тяжело болен и лишь железная воля помогает ему выстоять и не покориться болезни.

А еще полковник Руднев со своими головорезами, этот итальянец со своими наркотиками и капсула с ядом.

А что если капсула предназначалась президенту? – Глеб даже вздрогнул. – А почему бы и нет? Вполне возможно, ничего нереального здесь нет. Итальянец привозит яд, полковник из охраны президента эту капсулу берет, затем… Вот тебе и государственный переворот. И не надо ГКЧП, не надо выводить войска на улицы, все произойдет само собой. Президент спокойно умрет, и никто всерьез не станет доискиваться причины. Предвыборная гонка. Новый хозяин… Народ и политики подготовлены к возможной смерти, это известие никого не потрясет… Ведь если все знают, что президент тяжело болен… А о том, что кому-то было выгодно ускорить приближение смерти, новый человек в Кремле вряд ли захочет думать. А если и подумает, то не станет докапываться. Сменит охрану, и все. К тому же генерал сказал, что определить наличие яда в организме почти невозможно. Что если именно для этого он и привезен из Италии? Производство наркотиков… подпольные химические лаборатории… собственные химики… независимые технологические разработки… – Сиверов ощутил, как кровь быстрее побежала по жилам. – Так, так… Правильно рассуждаешь, Глеб Петрович, правильно. И скорее всего, ты близок к разгадке. Недаром же засуетился генерал Потапчук и заговорил со мной о покушении на президента. Вот они, тропинки дикого леса, в котором живут по законам джунглей, и сошлись они в одну широкую, торную дорогу. И дорога эта ведет к могиле, – но тут же у Глеба появилась новая мысль. – Ведь капсула с ядом оказалась у меня, и полковник Руднев ее не получил. А если не получил, значит, не сможет и воспользоваться. Тем более, итальянец мертв. Аи да Сиверов, аи да сукин сын! Голова у тебя еще соображает, ты не отупел. Но не радуйся, может, все абсолютно не так, и твоя теория – ни к черту. Не хуже и не лучше экспромта про барвихинских комаров-террористов".