Андрей Воронин - Слепой против маньяка

– Может, все-таки такие? – поинтересовался Студинский.

Девочка молчала.

Еще одна пара глаз проплыла по экрану.

– Вот эти, – сказала Катя.

– Но ты же говорила, такие, как первые?

– А может, и такие.

Вслед за глазами на экране возникали губы, носы, уши, разные прически.

Наконец, через полчаса Владимир Анатольевич понял: Катя абсолютно не запомнила того мужчину. Наверное, она вообще боялась повернуться к нему, боялась взглянуть в его лицо. А полковник невольно поймал себя на мысли, что собирает на экране портрет Федора Молчанова или, во всяком случае, мужчину, очень похожего на него.

«Тьфу ты! – подумал полковник. – Наверняка толку от нее не будет».

Но половина дня уже была истрачена, а вновь возвращаться к началу ему уже не хотелось.

«Пусть будет такой портрет», – подумал он и поблагодарил девочку.

– Спасибо тебе, Катя. Если вспомнишь что-нибудь еще, то вот тебе мой телефон, – он протянул школьнице карточку плотного картона с написанным на ней номером служебного телефона.

Бабушка уже успела поволноваться, и лишь только внучка переступила порог квартиры, засыпала ее вопросами.

– Что там было? О чем тебя спрашивали?

А та, желая показаться в глазах бабушки важной, стала рассказывать всяческую чепуху. Принялась врать, что ее водили по коридорам тюрьмы, и она заглядывала в клетки с преступниками, которых наловили по всей Москве.

Единственное, о чем не хватило у нее смелости соврать, так это о том, что того самого мужчину поймали и она опознала его. Бабушка слушала, не возражала, и лишь согласно кивала головой.

Все остались довольны: Катя – тем, что пропустила занятия в школе и теперь ей не нужно делать домашнее задание, бабушка – тем, что сумела выговориться, общаясь с полковником Студинским. А сам Владимир Анатольевич наконец-то смог положить в папку фоторобот и две странички текста – незамысловатый рассказ школьницы, снятый секретаршей с магнитофонной ленты.

Если бы он знал, что в это время происходило в Дровяном переулке, он наверняка бросил бы все дела в управлении и мчался бы туда сломя голову, по дороге выкрикивая в рацию: «Да скорее же присылайте подмогу!»

Фургон «Кока-Кола» стоял немного накренясь, въехав двумя колесами на бордюр – уж очень узкий был переулок. Шофер скучал, сидя в кабине, и то и дело покручивал ручку настройки радио. Он слушал то станцию «Свобода», то «Радио-РОКС». На немноголюдной улице ничего примечательного не происходило. Не станешь же несколько часов следить за тем, как выходят из кафе, заходят в него.

Газеты, купленные в киоске, были прочитаны за полчаса.

Зато двум коллегам шофера, устроившимся в кузове, было не до безделья.

Все внутренности просторного фургона были напичканы аппаратурой. Здесь крутились бобины магнитофонов, мерцали индикаторные лампочки. То и дело аппаратуру приходилось настраивать, уж слишком слабыми оказались сигналы, исходящие из дома со скромной вывеской «Экспо-сервис Ltd». Двое мужчин почти не обращали друг на друга внимания. Каждый из них был занят своим делом. Один, в годах, водрузил на свою лысеющую голову пару наушников и, покручивая ручку настройки, пытался отделить от сопутствующих шумов голоса говоривших в комнате.

Наконец, потрескивания, пощелкивания и гудение ушли, и голоса прорисовались довольно четко. Но вместо того, чтобы разговаривать о государственных тайнах, двое охранников делились воспоминаниями о вчерашней пьянке. И самое странное: то, что не помнил один, хорошо помнил другой. И так вдвоем они выстраивали цельную картину вчерашнего дня.

Слухач вклинился как раз тогда, когда они рассуждали, стоило ли мешать шампанское с водкой. Оба сходились на том, что не стоило. Но тут же были вынуждены признаться – им никогда не удается избежать этой ошибки.

– Я вот проснулся утром, – вспоминал один из охранников, – вижу – кто-то рядом со мной в постели. Смотрю, а вспомнить ее не могу. И даже не знаю, было у нас что-нибудь или нет.

– А она что говорит? – спрашивал второй.

– Тоже ничего не помнит.

– А я помню, – послышался короткий сухой смех, так похожий на пощелкивание ногтем по микрофону, – помню, как затащил в кровать, помню, как Людка раздевалась… Помню даже, что лег на нее. А потом как начало ее мутить… Еле слезть успел.

– А вот меня никогда не тошнит, – не без гордости признался второй охранник. – Все что угодно: вырубиться могу, под столом проснуться, а вот чтобы тошнило – не было такого.