Андрей Воронин - Слепой против маньяка

– Ну как… Прикинься пьяным, отмороженным, сиди без движений и внимательно следи. Если ты его обнаружишь и выследишь, ты окажешь мне и всем остальным неоценимую услугу. Понял?

– Понял, командир, – вдруг отчетливо сказал Сиротка и расправил свои худые плечи. Затем зябко поежился:

– Погода плохая.

– Купи бутылку вина, чтобы было теплее.

– Вот это всегда пожалуйста и с удовольствием, – обрадовался Сиротка. – А как мы встретимся?

– Встретимся вечером, – четко сказал Глеб.

– А ты куда пойдешь?

– У меня есть одно дело. Надо сходить на похороны.

– На чьи еще похороны? Там будет застолье?

– Нет, застолья там не будет, – вздохнул Глеб.

– Жаль, а то и я бы пошел с тобой, – сказал Сиротка и облизал губы.

– Если ты выследишь этого подлеца, то застолье мы устроим здесь. Я куплю тебе все, что ты захочешь.

– А я ничего не хочу, – вдруг сказал Сиротка, – мне и так хорошо. Но тебе я помогу.

– Тогда ступай, не тяни.

Сиротка взял какой-то мешок, сунул его в порванную сумку, покопался в своих коробках и набросал в сумку еще чего-то, потом повесил ее на плечо.

– Как у меня вид? – спросил он у Глеба. Тот неопределенно пожал плечами.

– Вид как вид, как всегда.

– А куртка?

– Куртка тебе идет, – улыбнулся Глеб.

Сиротка тоже улыбнулся и торопливо направился к двери.

Глеб слышал его шаги на лестнице, слышал какие-то голоса с улицы.

Он сидел неподвижно, абсолютно спокойный, и ничто не отражалось на его лице, будто он окаменел и превратился в скульптуру.

Наконец, его пальцы дрогнули, сжались в кулаки.

– Мерзавцы! Мерзавцы! Все насквозь прогнило! Но я вам покажу!

Он решительно поднялся, забросил на плечо дерматиновую сумку Сиротки.

Она была тяжелая. Но ничего в ней не звякнуло, металл не коснулся металла. Глеб направился вниз.

Он быстро сбежал по лестнице, прикрыл за собой дверь, огляделся по сторонам, ничего подозрительного не заметил и решительно направился на людную улицу. Ему надо было добраться до Дворца молодежи, он должен был увидеть Геннадия Демидова, поприсутствовать на похоронах человека, виновником смерти которого он стал.

А Сиротка забрел в универсам, купил бутылку вина, спрятал ее во внутренний карман куртки, затем зашел в первый попавшийся подъезд, сорвал пробку и отпил полбутылки. Ему стало теплее и веселее.

«Конечно, я тебе помогу, хоть я тебя и мало знаю, – думал бомж. – Но, судя по всему, мужик ты неплохой. Будь ты какой-нибудь сволочью и мерзавцем, не стал бы ты меня спасать и отделали бы меня эти гады так, что и мать родная не узнала бы». Хотя Сиротка понимал, что его и так никто не узнал бы из старых знакомых, из тех, с кем когда-то работал, встречался, говорил. Он – старый, брошенный и никому не нужный – выглядел как груда ветоши, валяющаяся где-то на чердаке или в гараже.

Но он об этом решил не думать. Он побрел в сторону проспекта Мира.

Конечно, можно было бы подъехать, Но Сиротка не любил общественного транспорта: там от него все шарахались и прикрывали носы.

– Ладно, ладно, – бурчал бомж, – вы обо мне еще узнаете!

Он старался хоть немного походить на Глеба Сиверова, но это ему не удавалось. Он обходил дворы один за другим, присматриваясь к машинам, и даже вызвал подозрение у двоих мужчин, ремонтирующих «жигули». Один из них что-то шепнул другому, и тогда Сиротка решил, что лучше этот двор покинуть и вообще, может быть, не шататься, а сесть где-нибудь и сидеть.

Он увидел старуху, сидящую на лавочке, девочку, гуляющую рядом с ней, а затем он увидел знакомую машину. На лице Сиротки появилась улыбка.

«Ну вот я тебя и нашел».

Машина стояла у подъезда. Было по всему видно, что она простояла здесь всю ночь и утро. На ветровое стекло налипли несколько кленовых листиков и горели яркими пятнами.

Сиротка покрутился по двору. Можно, конечно же, было спросить, чья это машина и где живет ее хозяин. Но он решил пока этого не делать, потому что теперь у него была возможность узнать номер. Он его запомнил, повторив раз двадцать пять про себя. И если бы сейчас кто-нибудь увидел лицо бродяги, то наверняка подумал бы, что этот спившийся пожилой мужчина сошел с ума. Сиротка повторял и повторял цифры, словно заклинание, словно они могли спасти его от смертельной опасности.

Наконец, номер врезался в память так прочно, что даже если бы Сиротка был очень пьян и кому-нибудь удалось его растолкать, он наверняка вместо проклятий и бурчания выпалил бы эти четыре цифры, глядя безумными глазами в потолок.