Виктория Дьякова - «Тигр» охотится ночью

– И все же… что ты ответил? – Наталья внимательно воззрилась на собеседника.

– Сначала сказал, что остановлю грузовик, но меня тут же поправили: вы, дескать, этого сделать не сможете, поскольку мчитесь на большой скорости, а дорога скользкая и идет под уклон. Хитрецы. Я им, конечно, попробовал возразить, что по столь опасной дороге вряд ли буду ехать быстро, но тут старший в комиссии мне и говорит: вы что, мол, не понимаете, лефт, – а я тогда еще первым лейтенантом был, – что должны дать только один из двух ответов: убить либо ребенка, либо своих товарищей. Зачем, спрашивается, задавать такие вопросы, если для всех ответ очевиден? Но нет! Эти монстры-психологи хотят именно услышать, как ты сам произнесешь это вслух! В общем, я сказал им так: раз у меня нет выбора, я еду дальше и сбиваю ребенка, но тест ваш – дрянь. А они мне: не ваше дело, лефт, счастливого пути. Словом, только здесь я понял, для чего нам задавали такие вопросы, – криво усмехнулся Том. – Подумаешь, грузовик сбил ребенка! Только и всего-то… Так что работа у нас не только опасная, но и плохая, док. Неправильная у нас работа…

Начал моросить дождь.

– От всего пережитого за сегодняшний день я, наверное, ночью не смогу сомкнуть глаз, – потерянно произнесла Наталья. – В глазах до сих пор стоит картинка, как они снизу смотрят на меня и даже, кажется, улыбаются мне. А потом кружатся, падают и умирают…

– Это от усталости, док. – Роджерс обнял ее за плечи и притянул к себе. – Я постараюсь помочь тебе уснуть.

Серые волны шуршали о мокрый песок, над морем висел сырой густой туман. Натали медленно гуляла по берегу, зябко кутаясь в меховую накидку. Спустившись по ступенчатой аллее к морю, Маренн подошла к Наталье и с нежностью положила руку ей на плечо.

– Ты уже давно гуляешь, замерзла, наверное. К нам Франц приехал, Женевьева накрыла стол. Идем в дом.

Наталья повернулась лицом к Маренн, в ее глазах стояли слезы.

– Я хочу вернуться в Петербург, – негромко произнесла она. – Я соскучилась по своему дому. Мне стали часто сниться кони на Аничковом мосту…

– Я понимаю тебя, – вздохнула Маренн. – Очень хорошо понимаю. Я тоже видела во сне свой дом, вот этот самый, – она кивнула в сторону за́мка, – много раз на протяжении многих лет. И уже не чаяла когда-нибудь сюда вернуться. Родная Франция казалась мне потерянной навсегда, я долго не могла ее простить. Многое должно было со мной произойти и многое мне нужно было пережить, чтобы я все-таки вернулась. И ты вернешься, – мадам успокаивающе провела рукой по волосам Натальи. – Власть Советов не вечна, ибо власть Зла не бывает вечной. Просто надо набраться терпения и ждать. Однако жизнь между тем должна идти своим чередом и ни в коем случае не стоять на месте. Тогда ты и сама не заметишь, как быстро все изменится к лучшему. Кстати, я думала, что ты встретишь Франца с радостью, а ты к нему даже не подошла. Почему? Он тебя чем-то обидел? – Маренн внимательно всмотрелась в лицо Натальи.

– Нет, ничем не обидел, – отрицательно мотнула та головой. – Просто мне лучше, когда я одна.

– Что за глупые мысли?! – укоризненно воскликнула Маренн. – Нет, так дело не пойдет, девочка моя. Я, конечно, знаю, что человек быстро привыкает к одиночеству, однако не считаю это лучшим способом существования. Так что идем в дом, дорогая, тебя все ждут, – она энергично потянула Натали за собой.

– Я еще немного погуляю и приду, – осторожно высвободилась из ее рук Натали.

– Ну хорошо, только не задерживайся, – сдалась, тяжко вздохнув, Маренн и удалилась.

Поднимаясь по ступеням на террасу, она услышала доносившийся из столовой бодрый голос Шлетта:

– Вот как выстрелит такой снайпер, так сразу смотровую щель и залепит…

Затем раздался смех Йохена и послышался вопрос явно озадаченной Джилл:

– Я не понимаю, над чем вы смеетесь. Чем залепил? О чем вы вообще говорите?

– Не обращай внимания, Джилл, Франц просто фантазирует, – сказала Маренн, входя в столовую. – А тебя, Франц, прошу прекратить смущать мою дочь. – Она обошла вокруг стола и села рядом с Йохеном, который тотчас взял ее за руку.

Шлетт между тем недоуменно пожал плечами, чиркнул зажигалкой, закурил сигарету и с деланым равнодушием осведомился:

– А девушка что, до сих пор не в курсе?

– Девушка в курсе всего, что интересно и полезно ей самой, оберштурмбаннфюрер, – парировала Маренн. – И разным скабрезным шуточкам предпочитает изящную словесность. К тому же ты, Франц, увы, не оригинален. Когда-то, еще в Берлине, мою дочь уже пытался воспитывать в подобном духе Науйокс, но я ему этого не позволила.