Игорь Берег - Без приказа

Неприлично суетился Ступин. Наверное, он и помогать готовить взялся, чтобы хоть чем-то занять голову. Ему было о чем подумать. Как, например, быть теперь с дисками, полученными за столь высокую цену? Пускать их в ход или, наоборот, развести в саду небольшой костерок и сжечь к чертовой матери? Получил ли он наконец свободу от своих бывших хозяев или, наоборот, опасность только возросла? Что с ним будет, если вот прямо сейчас он развернется и убежит, куда глаза глядят? В смысле, сразу убьют или еще пожить можно будет?

Насущные и животрепещущие вопросы, конечно. Вот только некому было на них отвечать. Монастырев с Оруджевым смотрели на Ступина с откровенной неприязнью. К Гале вообще было почему-то страшно подходить. К Симонову – тем более. Оставался один Миронов, но он был какой-то задумчивый и отвечал на вопросы Сергея односложно: «Да», «Нет», «Погоди», «Позже». Это было просто невыносимо, и Ступин изнывал от неопределенности.

Наконец, когда нужно уже было накрывать на стол, он не выдержал, ухватил Евгения за рукав и почти выволок из дома. Отвел за беседку и в лоб спросил:

– Что мне делать?

Миронов очнулся наконец от задумчивости и посмотрел на Ступина так, словно первый раз его видел.

– В каком смысле – делать? Вот сейчас завтраком занимался? И продолжай в таком же духе по хозяйству суетиться.

– Хватит надо мной издеваться! – взвился Ступин. – Как обещать, так: «Серега, все будет в порядке!» А когда до дела дошло: «Иди, по хозяйству суетись!» Не можешь держать своего слова, так и не хрена было обещать!

Евгений немного смутился. И правда, обещал одно, а в действительности получилось другое. Хотя и не он в этом виноват.

– Серега, ну что ты дергаешься? Мы все сейчас в одинаковом положении! Тебе же объяснили, что ситуация изменилась! Раньше мы против мюнхенского филиала воевали, а теперь против нас вся международная организация выступила. Есть приказ всех, кто к этому делу причастен, убрать. Даже твоих бывших боссов. Так что о них можешь не беспокоиться, ими есть кому заняться. А ты теперь должен держаться поближе к нам, потому что мы – единственная твоя надежда выбраться живым из этой передряги. Отобьемся – значит, и ты жить будешь. Нет – все вместе поляжем. Такая вот диспозиция… И прекращай себе и мне голову ерундой забивать! Пошли завтракать, зовут уже. Пойдем, пойдем!

И увлек грустного Ступина за собой.

Завтрак проходил в таком же напряжении, как и вчерашний ужин. Все чего-то ждали и опять поглядывали на Симонова. А тот, ни на что не обращая внимания, уплетал яичницу, запивая ее чаем и даже, кажется, что-то мурлыкал себе под нос. Атмосфера за столом сгущалась. И тут в кармане у Алексея Васильевича закурлыкал телефон.

– Да, – сказал он по-немецки. – Да! Да! Нет! Нет! Да!

И, спрятав трубку, продолжил есть. Такой вот содержательный разговор.

Допив чай, Симонов аккуратно промокнул губы салфеткой, встал из-за стола и предложил:

– Жень, пойдем покурим. Ты меня сигареткой угостишь. Я ведь бросаю, сам знаешь.

Миронов поднялся и покорно последовал за ним. Он чувствовал, что сейчас состоится очень важный разговор. И не ошибся.

– Ну что, готов к драке? – Симонов разглядывал его, прищурясь, словно оценивал.

– Я к ней всегда готов, – равнодушным тоном ответил Евгений.

– Не слышу бодрости в голосе! – хлопнул его по плечу Алексей Васильевич. – Что ты разнюнился?

– Да надоело ждать! Бегаем, прячемся. Как дети малые. Драться – так драться!

– Вот и будет тебе драка, – уже серьезным тоном сказал Симонов. – Только что звонили мои люди. Группа, которая за нами охотится, уже в городе. Наводят справки. Их немного за нос поводят, а потом, к вечеру, на нас выведут. К этому времени успеем подготовиться и встретим их со всем радушием, как у русских полагается. Кстати, в группе тоже русские есть.

Евгений вспомнил про «интернационал», гонявшийся за ними раньше. Хотя, что удивительного? Там концерн был представлен на низшем уровне, здесь класс повыше. Но коктейль тот же. Преступность сейчас перестала быть прерогативой какой-то одной нации. Все перемешалось, остался только один ориентир – деньги. А кто платит – для работников уже не важно.

– Что, прямо здесь войнуху устроим? – спросил он. – Как же ваш дом? Не жалко его?

– Жалко, конечно, – сознался Симонов. – Но я эту жалость в зародыше давлю. Ну на какой хрен мне этот дом, если я не собираюсь в нем жить?

– А что, действительно не собираетесь?

– Нет, вернусь к себе в деревню, к пчелкам. Пожил я тут, хватит… Не то чтобы плохая страна. Жить можно. И даже не без приятности. Но тоскливо! Ни ты никого матерком, к примеру, не обложишь, ни тебя в ответ. То есть ты, конечно, можешь, но кто тебе ответит? Ну и прочие мелочи, о которых и говорить-то стыдно…