Альберт Байкалов - Голова на вес золота

– Тут, между прочим, пиво продают! – возмущенно набросился на Парсека верзила в очках.

– Извините, – проговорил Парсек и проследовал через толпу.

Гаер поджидал его в машине. Вид у старлея был такой, словно это он предупредил охранника о попытке проникновения в хранилище.

– Что теперь будем делать? – спросил Гаер, дождавшись, когда Парсек закроет за собой дверцу.

– Они когда меняются? – спросил Парсек и посмотрел зеркало заднего вида на хранилище.

– Кто? – не понял Гаер.

– Охранники.

– Завтра в девять утра, – отрапортовал Гаер.

– Сейчас я куплю себе билет до Питера, – стал вводить его в курс дела Парсек. – Завтра в десять ты ложишься ко мне в багажник, и я сдаю им машину.

– Троянский конь, – проговорил Гаер.

– Как все стихнет, выбираешься, вскрываешь машину Маслова, тыришь видеорегистратор и снова укладываешься в багажник.

– А если охранники после нашего визита станут включать там камеры?

– Я больше чем уверен в том, что к вечеру на окне просто появится решетка.

– Ваха! – позвал Джамиль, наблюдая за тем, как палач Мерзо надевал на себя одежду Филиппа.

Бородач среднего роста встал с земли и подошел ближе.

– Нужно спрятать трупы, – стал давать указания Джамиль. – Но для начала вскройте живот нашему американскому другу, вытряхните из него все дерьмо и отнесите обратно к воронке. Там разбросайте внутренности и перемешайте с землей. Подкиньте что-нибудь из вещей, которые найдете в карманах. Можно оторвать куски материи от одежды. Учти, вы ничего не режете, а только рвете. Нигде не должно остаться следов ножа.

Ваха с немалым удивлением вытаращился на него и робко спросил:

– Для чего?

– Ты тупой? – Джамиль нахмурил брови.

– Зачем ты так? – зло сказал Ваха.

– Извини, брат, – проговорил Джамиль и объяснил: – День был тяжелый. Я просто забыл, что ты этого не знаешь. Мерфи работал в ЦРУ, поэтому на место его гибели американцы обязательно отправят людей, которые должны будут убедиться в том, что он действительно мертв. Для верности сфотографируй все так, чтобы по снимкам можно было легко найти это место.

– Хорошо. – Ваха кивнул.

Клим тупо смотрел на то, как двое боевиков стаскивали с американца сначала куртку, затем кроссовки и штаны. Потом он вздрагивал от звука рвущейся материи. Когда дело дошло до внутренностей, вывалившихся из распоротого живота, он зажмурился.

«Господи, неужели это происходит со мной?! – думал он. – Это я, Клим Сергеевич Маслов, доктор технических наук, заместитель генерального конструктора и руководитель проекта, сейчас сижу и спокойно наблюдаю, как на моих глазах бандиты разделывают человека, как барана! А ведь он только что жил и даже предположить не мог, что с ним станется через считаные минуты! Ради чего он приехал в эту страну? Неужели есть что-то такое, что стоит больше, чем жизнь? – вопила каждая клетка его организма. – Чьи идеалы защищал этот Мерфи, ради чего рисковал, выслеживая меня, а потом похищая? К чему все это там, в ином мире? Зачем там нужна моя ракета? Положи рядом этого грязного араба, вскрой ему живот и увидишь такие же сизые канаты кишок, бордовую печень, бледно-розовый желудок. Мусульманин, христианин, иудей, атеист, все мы – мешки, набитые дерьмом, которые не ценят жизнь, не понимают, как дорого, неповторимо и прекрасно каждое ее мгновение! Что подумал бы президент Америки, случись то же самое при нем с кем-то из его близких? Какие мысли пришли бы в голову этому нобелевскому лауреату в тот момент, когда он вот так же, как я сейчас, сидел бы и смотрел на такой вот кошмар? Стал бы этот человек посыпать голову пеплом, скорбеть о том, что развязывал войны и выделял деньги на новые революции?»

Клим понял, что лежит на боку с открытыми глазами, только тогда, когда увидел прямо перед собой ноги, обутые в армейские ботинки.

– Что с ним? – раздался где-то сверху голос.

– Сам упал, – ответил кто-то.

«Мне надо объяснить им все! – осенило Клима. – Они просто не понимают, не умеют ценить то, что так легко отнимают у других. Нужно заставить каждого из этих людей поставить себя на место того, кого они убили. Пусть представят того же Мерфи ребенком, бегущим к маме. Ведь и Джамиль, и этот Ваха, перепачканный кровью, когда-то были невинными детьми!»

Клим открыл было рот, чтобы сказать все это арабу и его дружкам, как желудок неожиданно сжался. По пищеводу из него словно скользнул камень, едва не разорвавший горло. На ботинки Джамиля вылетела ядовито-желтая струя.