Андрей Воронин - Слепой. Тропою белого дьявола

Продолжая возиться с упрямым замком, Ахмет бросил на машину косой взгляд через плечо, пряча в густых усах тень иронической улыбки. Хромой Абдалло был дисциплинированным водителем и никогда не забывал поставить машину на ручник, хотя толку от этого не было никакого: однажды его «семерка» стояла у ворот, мешая проехать грузовику с товаром, и Ахмет с рабочими втроем легко откатили ее в сторону. Ручной тормоз при этом был затянут до упора; строго говоря, если бы площадка перед ангаром имела хотя бы крошечный уклон, Абдалло уже не раз пострадал бы из-за своей излишней доверчивости, распространявшейся, правда, только на механизмы и никогда – на людей. Вот и сейчас, услышав треск затягиваемого ручника, Ахмет подумал, уж не является ли помятое крыло результатом этой самой доверчивости. Он будто наяву увидел оставленный без присмотра автомобиль, который, постояв немного, будто давая хозяину возможность отойти подальше, медленно трогается с места и, потихонечку набирая скорость, начинает катиться под уклон – прямо в заляпанную грязью корму какого-нибудь грузовика или просто в оставленный на проезжей части мусорный контейнер…

Абдалло выбрался из машины и, опираясь на палку, неторопливо двинулся к ангару. На фоне набитых битком мусорных контейнеров и заслякощенного, замусоренного асфальта его прямая, подтянутая фигура в сверкающих дорогих туфлях, безупречно отглаженных брюках, кожаном пиджаке и белоснежном облегающем свитере смотрелась очень импозантно – можно было подумать, что этот пожилой смуглый господин с серебряной шевелюрой и аккуратными седыми усиками просто заблудился по дороге в гостиничный комплекс «Измайлово».

Шепотом помянув упрямого шайтана, Ахмет сильно, с риском сломать, повернул ключ, и замок наконец-то уступил, открывшись с неприятным, сухим скрежетом, свидетельствовавшим о том, что он остро нуждается в смазке. Ахмет дернул его книзу, и дужка неохотно вышла из отверстия, показав испачканный рыжей ржавчиной конец.

Тем временем к нему подошел Абдалло. Мужчины поздоровались, строго соблюдая освященный многовековым обычаем ритуал приветствия. Ахмет, хоть и был когда-то школьным учителем с весьма широкими, прогрессивными взглядами, не имел ничего против соблюдения обычаев, особенно если те не слишком мешали жить. Здесь, в Москве, где не было талибов, способных забить женщину камнями за появление на людях с открытым лицом, соблюдать обычаи было даже приятно. Они напоминали о родине и лишний раз подчеркивали то обстоятельство, что Ахмет и Абдалло, несмотря на разницу в возрасте и общественном положении, принадлежат к одному кругу лиц, куда посторонних не пускают.

– Как ты себя чувствуешь, уважаемый Ахмет? – с улыбкой поинтересовался Хромой Абдалло, разминая пальцами первую в это утро и оттого самую долгожданную сигарету. – Не скучаешь ли ты по своей тележке?

– Благодарю вас, господин, – вежливо поклонился Ахмет. – Моя тележка часто мне снится, но не могу сказать, чтобы я по ней скучал. Скорее наоборот, эти сны сильно напоминают кошмары.

– Не беда. Скоро они оставят тебя в покое, – пообещал Хромой Абдалло, рассеянно наблюдая за тем, как бывший тележечник один за другим отпирает многочисленные замки и засовы.

– Я знаю, уважаемый Абдалло, – сказал Ахмет и распахнул прорезанную в железных воротах низкую дверцу. – Я все это уже прошел. Даже талибы рано или поздно перестают сниться. Почти.

Пригнувшись, он первым переступил высокий порог, нашарил в темноте выключатель и зажег свет.

– Я тебя очень хорошо понимаю, друг мой, – сказал Хромой Абдалло. – Прошло уже очень много времени, но мне все еще иногда снится тот шурави, из-за которого меня уже двадцать лет называют Хромым.

Вслед за Ахметом он перешагнул порог, с любопытством огляделся и одобрительно кивнул.

– Я давно не видел здесь такого порядка, – заметил он. – Вижу, что не ошибся, остановив свой выбор на тебе. Ты привел в порядок бумаги, как я просил?

– Простите, уважаемый, – Ахмет низко склонил голову. – Я не успел закончить. Осталось на пару часов работы. Самое большее, на полдня.

– Понимаю, – сказал Абдалло. – Ты напрасно просишь прощения, Ахмет. Твой предшественник так сильно запустил дела, что я рассчитывал самое меньшее на неделю. Ты позволишь взглянуть?..

Ахмет с поклоном указал на небольшую застекленную будку, приткнувшуюся к стене ангара в глубине помещения. Здесь хранились папки с транспортными накладными и другими бумагами, требовавшими учета; здесь же стояли дощатый топчан с продранным грязноватым матрасом и электрический обогреватель, спасающий кладовщика в неотапливаемом жестяном бараке. Из будки еще не выветрился пропитавший ее насквозь горьковатый запах конопляного дыма, оставленный предшественником; разбирая папки с бумагами, Ахмет до сих пор время от времени натыкался на припрятанные там и сям пакетики с травкой, которые сразу же выбрасывал в один из стоявших на улице мусорных контейнеров.