Богдан Сушинский - Ветер богов

– Если считаете, что этого парня следует казнить еще до того, как его катер-снаряд протаранит борт врага…

– У меня иное восприятие этой встречи. Вам тоже не мешало бы поговорить с ним.

– Все, что я хочу сказать ему, будет содержаться в приказе, который отдам уже там, в море, – решительно прервал этот парад упреков Скорцени. – Я мог бы запретить встречу, но не из ревности, а из принципиальных соображений. В ночь перед выходом на задание камикадзе должен пробыть наедине с собой, в сугубо мужском окружении. В рыцарской школе и гибель должна быть достойной рыцаря…

– Вот видите, – спокойно извлекла выгодный для себя ответ Лилия, обращаясь к обер-лейтенанту. – Штурмбаннфюрер Скорцени явно заинтересован в нашей встрече.

– Что-то незаметно, – проворчал Коргайль, однако повиновался.

Бухта, в которой находилась стоянка военных катеров, была окаймлена грядой небольших скал, местами напоминающих нагромождение каменных блоков, заготовленных для возведения пирамиды. Вот только рука камнетеса их еще не касалась. Обер-лейтенант подвел Райса к одной из таких скал, у подножия которой его ждала Фройнштаг.

– Я понимаю, что вам нужно отдохнуть перед заданием, но поверьте: задержу вас ненадолго, – извиняющимся, виноватым голосом заверила смертника Фройнштаг.

– Мне непонятно ваше поведение, унтерштурмфюрер, – сухо ответил Райс. – Было бы намного проще, если бы вы все же сформулировали причину наших… – запнулся он на полуслове, но тем не менее назвал их встречу, как хотел назвать: – свиданий.

– Точно так же, как мне непонятно ваше поведение, обер-лейтенант Гардер.

– Перед вами рядовой Райс. Произошло какое-то недоразумение.

– Обер-лейтенант Коргайль, – окликнула Лилия поспешно уходящего командира группы. – Имя этого человека?

– Думаю, вам лучше выяснить это наедине, – неожиданно заупрямился Коргайль с той же сухостью в голосе, с какой только что пытался охладить ее романтический пыл воспоминаний сам Гардер. – Извините, но я вынужден оставить вас. Прошу учесть, что у курсанта Райса не более часа свободного времени.

Фройнштаг и Гардер молча проводили взглядом удалявшегося обер-лейтенанта и потом так же молча ступили на каменистую тропу, которая даже сейчас, при свете луны, ясно просматривалась на склоне возвышенности.

– Вы что, действительно не узнали меня, Гардер? Только хватит морочить мне голову. Я не для того устраивала встречу, рискуя, как вы понимаете, своей репутацией.

– Зря устроили и зря рискуете. Вначале я в самом деле не узнал вас, поскольку очень смутно запомнил ваше лицо.

– Еще бы, в порыве таких окопных страстей! – запоздало упрекнула его Фройнштаг.

– Но мне запомнилась ваша фамилия. Ее назвала ваша подруга, у которой мы встречались тогда, в Берлине.

– Анна.

– Ее звали Анной? Впрочем, какое это имеет сейчас значение.

– Имеет. Все имеет.

– А вот почему вдруг вы решили встретиться со мной?

– Не с вами конкретно. В том-то и дело, что не с вами лично, а со смер… с курсантом, уходящим на задание, – вовремя исправилась Лилия. – Так что свела нас чистая случайность.

– Очень странная… случайность.

Фройнштаг вдруг вспомнилась та сумбурная ночь – первая ее ночь в Берлине, после того, как была зачислена в группу Скорцени; и этот парень… Как он набросился на нее! Как жадно, по-солдатски, набросился тогда этот изголодавшийся по женщине окопник. И как утром они выясняли – вначале с ним, потом с Анной, – каким он мог быть по счету из тех мужчин, что резвились с ними в ту пьяную, сумасбродную ночь. Пьяную, загульную, о которой к тому же стало известно Скорцени. Разве она могла предположить, что за ней сразу же будет установлена слежка?

Лилия потом не раз стыдила себя за этот дикий загул. Конечно, и до этого случались веселенькие ночки. Особенно те, что позволяли себе устраивать в концлагере. В женском концлагере, где страшное пиршество плоти проявлялось особенно страстно и беззастенчиво, мало того – всячески поощрялось администрацией, особенно если в лагерь заглядывали высокие берлинские гости. Тогда уж к веселью привлекались не только охранницы из СС «Мертвая голова», но и отборная секс-команда из числа узниц, основу которой всегда составляли польки и шведки. Лилия так и не смогла выяснить, сколько же мужчин побывало с ней в том пьяном бреду, в который превратилась их ночь на квартире Анны, однако этот парень с его наивной, хамоватой окопной философией ей почему-то запомнился. Лицо смутно – а вот имя и все то, что он говорил и как бесновался на ней, терзая ее и без того растерзанное тело…