Богдан Сушинский - Ветер богов

– Сколько здесь?

– Как было условлено. Плюс небольшая сумма, которой компенсируем неприятности, связанные с сексуальными развлечениями.

– Да хватит уже об этом, – презрительно поморщилась террористка.

– И с имитацией расстрела.

– Когда я решалась на это задание, об имитации расстрела речь не шла, – сухо напомнила Александровская. – Так что все справедливо.

– Обстоятельства меняют не люди, а боги. Люди только жалуются на них да иногда пытаются исправлять оплошность Всевышнего. Тем более, что сия оплошность уже оплачена.

– Вы, как я поняла, из русских? – только теперь оценивающе осмотрела террористка мощную, бычью фигуру подполковника.

– Сейчас это уже не имеет значения, – подполковник знал о сексуальной неутомимости и ненасытности этой дамы. Японская разведка всегда учитывала подобные особенности при выборе задания. А специализировалась Елизавета Александровская в основном по исполнению приговоров в отношении тех людей, которые мешали японской разведке или же пробовали затевать двойную игру.

– Зря вы так, подполковник. Если мне как смертнице предложат на выбор: вино или мужчину, – я предпочту мужчину, – кокетливо пригрозила ему Елизавета.

– Вы забываете, что на рассвете должны казнить вас, а не меня, – улыбнулся Имоти уже знакомой мстительной улыбкой. – В этот раз ваш черед.

Шея Александровской по-змеиному вытянулась, пачка с деньгами шлепнулась на пол.

– Я отлично поняла, что вы имеете в виду, подполковник, – угрожающе прошипела она.

– Не сомневаюсь в этом.

Неофициальная кличка, которую дали ей в зарубежном отделе японской разведки, переводилась на русский как «взбесившаяся самка». Где бы она ни приводила в исполнение приговор – в Сингапуре, Болгарии, Югославии, куда прибывала как вдова белогвардейского офицера, – везде, при любых обстоятельствах она вначале старалась переспать со своей жертвой, а уж потом, доведя ее до седьмого блаженства, мастерски убить ударом отравленного кинжала.

Так что пытка, которую избрал для нее полковник Исимура после покушения на Семенова, выглядела не случайной. Намек. А еще – жалкая попытка удовлетворить ее сатанинскую страсть палача.

– Может, все же останетесь, подполковник? – продолжала Елизавета витать над Имоти, словно гюрза над парализованной ядом жертвой.

– Давайте ограничимся короткой инструкцией.

– Почему вы не сказали: «В другой раз»? Почему не сказали этого, подполковник? – с надеждой и страхом вопрошала Александровская, предчувствуя что-то неладное. – Потому что другого раза не будет?

– Ваши эмоции и предчувствия, мадам Александровская, меня не интересуют. «Казнь» будет происходить так: мы отведем вас в подвал тюрьмы. Вас поставят к стенке. Я лично скомандую трем солдатам: «Пли». Как только прозвучат холостые выстрелы, вы упадете, притворившись убитой. Врач, не осматривая, подпишет заключение о вашей смерти. Но вместо вас похоронят другую женщину. Потом мы организуем утечку информации через врача и расстреливавших солдат. Люди Семенова ознакомятся с заключением врача и смогут доложить генералу, что террористка казнена.

– Трудно бы мне пришлось, если бы вы не разъяснили мне тонкости всей этой процедуры, подполковник, – отблагодарила его Александровская своей едкой иронией. – В последний раз предлагаю подарить эту ночь вам. Больше такого случая не представится.

– Мне казалось, что вы потребуете предсказать вашу судьбу после расстрела.

Когда на рассвете подполковник явился за ней, Елизавета Александровская лежала поперек нар, упершись головой в стенку и свесив оголенные ноги на пол, и самодовольно улыбалась. В томной позе ее прочитывался откровенный вызов подполковнику. Вызов с нотками мести. Для этого у террористки были все основания. Имоти уже знал, что из четверых сменившихся у ее камеры персональных часовых троих она сумела соблазнить.

Уходя на «казнь», она могла чувствовать себя вполне удовлетворенной. У нее было все, чего она желала, – мужчины, деньги, много денег… Которые позволят ей скрыться от японской разведки. Александровская понимала: война завершается и вскоре Япония рухнет вслед за Германией. Самое время бежать и где-нибудь на год-два затаиться. Не в Китае, естественно, в Европе. Лучше всего – во Франции. У нее был свой канал, своя «тропа в Париж».

Этих троих, соблазненных русской красавицей, невозмутимый Имоти как раз и отправил расстреливать свою искусительницу, сумевшую к тому времени рассовать деньги по самым интимным местам туалета. В этом заключалась его месть, на которую подполковник тоже имел право.