Михаил Ишков - Супердвое - убойный фактор

Неглибко согласился.

Из рассказов Н. М. Трущева:

– Знакомых оказалось двое, оба в штатском. У одного плащ, свернутый и перекинутый через руку, под плащом оружие. Шофер подкатил к обочине, притормозил, и они с двух сторон умело подсели в машину.

Шеель сразу все понял, попытался вырваться, его тут же намертво взяли в тиски. Он вслух выругался – ловко, вашу мать. Ему никто не ответил – с той минуты, как ребята из группы захвата зажали его в салоне, он официально считался задержанным. Молодой человек сник и до самой Лубянской площади больше слова не вымолвил. Во дворе внутренней тюрьмы я приказал ему выйти. Задержанный ответил «есть» и вышел из машины. Он был бледен как мел, однако держался достойно. По приказу конвойных неумело сложил руки за спиной. Перед тем как войти в помещение, в последний раз глянул на небо – и потопал в предбанник.

Мне стало по-человечески жаль его, не по своей воле оказавшегося в непростой ситуации. Я тоже бросил взгляд на небо – день, к несчастью, выдался сумрачный, не внушавший оптимизма.

Накрапывало.

По пути в служебный кабинет я прикинул, чем заняться в первую очередь. Впереди нас ждал долгий и трудный разговор, не на день и не на два. Мне не хотелось превращать его в допросы. Но и разыгрывать панибрата тоже ни к чему.

Из всех тайн, которые мне надлежало выведать у Алексея Шееля, наиважнейшей было отношение к советской власти. Кто он, Алексей Шеель, – матерый двурушник или заплутавший в трех соснах человек? Фанатик, вроде его отца, свихнувшегося на бреднях Гербигера и Листа, или разумный, всерьез мечтающий о космических полетах товарищ? Придурок, уверовавший в превосходство арийской расы над славянскими недочеловеками, или законный приемный сын Страны Советов? На этом пустячном, не имеющем, на первый взгляд, существенного значения вопросе – шпион, он и есть шпион! – висела судьба всей операции, а также моя собственная судьба и судьбы всех, кто был причастен к этому труднейшему заданию партии. У меня с самого начала были сомнения в возможности однозначного ответа на этот вопрос.

Одесса только подтвердила их.

Увидев меня за столом в камере для допросов во внутренней тюрьме на Лубянке, Алексей Шеель начал с признания – классно работаете, Николай Михайлович, или как вас там?..

– Так и есть, Николай Михайлович, – подтвердил я и добавил: – Спасибо за комплимент, Вася, он же Алеша, он же Алекс-Еско. Ладно, оставим лирику. Имя, отчество, фамилия… – затем я, как и было запланировано, скакнул на другое. – До невесты так и не доехал?

Алексей кивнул.

– Хорошо, что не доехал. Моя Галю успела замуж выскочить.

– Проверять? – спросил я.

– А проверяйте!

– Может, сам все расскажешь?

– А чего, расскажу. Попробуй не рассказать, все равно сами все узнаете. Подсадите в камеру какого-нибудь чуткого товарища, он все и выведает.

– Все да не все, Алеша, поэтому сам решай – либо все подчистую, либо никакого снисхождения.

– О каком снисхождении вы говорите, товарищ следователь? Что с моим отцом?

Мне пришлось по душе «товарищ следователь», но согласно процессуальному кодексу я должен был поправить его:

– Гражданин следователь! Что касается отца, его приговорили к высшей мере. Он отказался сотрудничать со следствием.

– Приговор приведен в исполнение?

– Да.

– Ага, значит пугать расправой над близким родственником не станете. Впрочем, пугать меня – безнадежное занятие. Я за свои двадцать лет столько раз пугался, что…

– Послушай, Алексей! Давай отбросим личные обиды! Давай отбросим все личное и взглянем на ситуацию как мужчины. Происхождение происхождением, но как ни крути, единственную присягу, которую тебе пришлось дать, это была присяга нашей Советской отчизне. Тебя вывезли из Германии ребенком, ты не вправе отвечать за грехи отцов. Слыхал, сын за отца не отвечает?

Шеель с некоторой издевкой во взгляде кивнул.

Я продолжил атаку.

– Как бы ты повел себя на нашем месте? И еще – все, о чем мы говорили с тобой, – после концерта Мессинга, в поезде, по прибытии в Подольск – все правда. Я ценю твой энтузиазм в отношении полетов в свободном пространстве, готов согласиться и с утверждением, что мировому пролетариату крайне важно первым выйти в космос, однако на сегодняшний день у пролетариата есть куда более важные и насущные задачи. Согласен?

Шеель задумался.

– Хорошо, я все расскажу. Признание будет добровольным. Надеюсь, мне это зачтется?

– Обязательно, даже если на тебе есть кровь.