Борис Калашников - Операция «Ольга»

Майор взглядом удава окинул подчиненных, пытаясь внушить им в подкорку то, что сказал.

– Вопросы есть?

– Что представляет собой местная армия? – поинтересовался командир первой группы лейтенант Шелдон.

– Её, по данным разведки, не существует. Несколько сот туземцев вооружены копьями и ракетницами. Вряд ли они осмелятся нам помешать.

– Почему ночью, неужели нельзя подождать до утра? – задал вопрос командир второй группы лейтенант Филипс.

Майор и сам понимал, что десантирование в тёмное время увеличивает риск, но в приказе адмирала Кондраки было сказано: «Обеспечить высадку морской пехоты на острове Таби-Таби в кратчайшие сроки».

– Приказ есть приказ. Они думают, – Фрэд Крамер показал пальцем в потолок, – наше дело – исполнять.

Когда тень от горы Муратаби накрыла портовую площадь, она стала заполняться туземцами. На помосте, застеленном к этому времени циновками, появились лохматые, голые по пояс парни в коротких до колен штанах. Их татуированные тела блестели от пота. На шеях болтались амулеты в виде кожаных мешочков, деревянных резных кружков и кабаньих клыков. Углы сцены заняли пузатые, оплетенные кожаными ремнями барабаны, над ними закачались потемневшие от времени диски бронзовых гонгов. По краям помоста на длинных шестах горели факелы.

Под рокот барабанов двенадцать воинов внесли на почётную трибуну три паланкина, в которых восседали Семе Кударат, академик Ганюшкин и капитан Фролов. Собственно восседал на красных, расшитых узорами подушках только вождь. Глагол «восседать» в отношении российских гостей можно было применить с большой натяжкой. Россияне, стеснённые чрезмерными по их понятиям почестями, нервничали.

«Тум-ту, тум-ту-тум-ту, тум-ту», – загремели барабаны. В свете факелов четверо босых юношей в чёрных, украшенных цветными лентами высоких шапках, ступая мягкими кошачьими шажками, внесли, удерживая над собой, громадное бронзовое блюдо с отрубленной бычьей головой. Дойдя до центра помоста, они опустили блюдо, а сами расселись на коленях по сторонам.

Рокот барабанов усилился. На сцену выскочили охотники с копьями. Образовав широкий круг и нацелив острые наконечники на бычью голову, они с гиканьем запрыгали то в одну, то в другую сторону.

– Танец называть убить дикий корова муж, – прокричал Кударат гостям.

– «Корова муж», не говорят, – поправил вождя Назар Ефимович. – По-русски муж коровы называется бык. То есть, как я понимаю, танец изображает охоту на дикого быка.

– Да, да. Точно так, – подтвердил Семе.

Охотники с копьями наизготовку постепенно сужали кольцо вокруг блюда. «Бум-бум», – ударил по ушам надтреснутый голос бронзового гонга. Самый маленький по росту охотник, быстро размахнувшись, пронзил копьём воздух над бычьей головой. Тяжело грохнул барабан, и все охотники, словно испугавшись ответного нападения быка, отпрянули назад. Толпа на площади ахнула и также подалась от сцены.

Танцоры с копьями продолжили свою пляску, потрясая оружием, то приближаясь, то отдаляясь от бычьей головы, поочередно имитируя удары копьями, пока, наконец, самый высокий и крепкий восьмой по счёту воин не сделал свой выпад, который, как оказалось, означал, что животное повержено.

Охотники затряслись в танце. Они крутились на месте, били по воздуху копьями, прыгали вокруг ритуального блюда, пока носильщики не внесли на сцену глиняный кувшин, из горловины которого торчали тонкие тростинки. Остановившись и припав на одно колено, танцоры одновременно приложились к тростинкам.

– Они выпить наш рисовый водка, – пояснил Кударат. – Мы потом тоже выпить. Очень вкусно.

Воины вновь и вновь прикладывались к напитку и, в конце концов, пошатываясь, сошли со сцены.

Барабаны стихли, и в наступившей тишине послышались аплодисменты. Это курсанты благодарили артистов. Вождь трижды хлопнул в ладоши.

К почётным гостям поднялась девушка с кувшином на голове. Присев, она поставила сосуд и опустила в него три тростинки. Затем, соединив ладони, приложила их ко лбу, поклонилась и тут же, плавно ступая босыми ногами, удалилась.

– Давай, выпить наш водка. – Семе приложился к соломинке.

Назар Ефимович, втянув в себя через тростинку горьковатую жидкость, закашлялся.

– Что, крепкая? – спросил его капитан.

– Я бы не сказал, что крепкая, просто непривычно через трубочку цедить. – Ганюшкин опять потянулся к тростинке. Иван Васильевич последовал его примеру.

Площадь зашевелилась как муравейник. Среди толпы появились кувшины с напитком. Мужчины и женщины припадали к тростинкам, торчавшим из узких глиняных горлышек, и, насосавшись, отходили, уступая место другим.