– Даже так? – искренне удивился я такой кровожадности. – А не слишком ли круто? Они всё-таки свои.
– Свои они-то свои, но тут такое дело, что им чтобы не навлечь беду на своих односельчан, только одна дорога – прямиком к карателям на поклон с повинной и подробным рассказом, что они не виноваты в своем освобождении. Вот сами и думайте, что с ними делать?
– Я могу выделить несколько человек для их охраны, – подал голос Рыжиков. – Как закончим наши дела, так их и отпустим по домам. Тогда ведь уже будет безразлично, что они о нас узнали. Верно?
– Ага, – раздраженно хмыкнул я. – Чтобы охранять сотню мужиков в чистом поле надо как минимум сорок человек охраны, чтобы они могли сменять друг друга и хоть временами отдыхать. Так, что охрана, это не вариант.
– Ну, не расстреливать же их? – лицо Рыжикова пошло багровыми пятнами. – Вы в своём ум? Это же свои! Мирные гражданские!
– Будем решать проблемы по мере их наступления, – решил я. – Воршавин держись рядом со мной, как захватим лагерь, получишь пулемет. Рыжиков, а ты собери пока бойцов, я перед ними для поднятия настроения и боевого духа речуху толкну. Пока пойду с последним пленным перекинусь парой слов, – я достал из ножен короткий нож, – Бамут, Сюткин за мной.
С пленником решилось все быстро. Лишний раз убеждаюсь, что ничто так не располагает к душевной беседе, как прилюдно вспоротый живот менее разговорчивого собеседника. Пленный украинский вояка – щуплый парнишка лет двадцати пяти, с бледной кожей, засаленными волосами, которые слиплись в длинный оселедец на затылке. Парень сейчас дрожал от холода и кутался в собственную куртку. Ботинки с него сняли, ремень на брюках срезали, молнию на куртке сломали. На бледной коже босых ступней выделялись темно-синие татуировки – трезубцы. Из идейных что ли?
Я вкратце объяснил, что мне от него надо, пообещал, что лично его убивать не буду, и пленный тут же согласился заманить своих собратьев по оружие в нашу ловушку. Чтобы сковать железо пока оно горячо, протянул пленному его мобильный телефон и приказал тут же позвонить своему командиру. А чтобы его голову не постели всякие глупые мысли, острие ножа вдавил ему в пах.
– Пан командир, це Антон, дядько з яким ми поїхали, він насправді не вантажить цеглу для будівництва, вони тут, в Любимівці грабують багаті будинки, – боязливо косясь на нож и читая по бумажке затараторил пленный. – Три вантажівки забили вже всяким добром, мені хабар запропонували, я взяв, але вирішив вам зателефонувати. Тут стільки всього цінного: електроніка, меблі, побутова техніка, джип! Беріть всіх наших і приїжджайте швидше, відберемо все у них і собі заберемо. Куди їхати? На краю села, ближче до моря, чотири окремо стоять будинки з червоним дахом. Ви самі побачите – три вантажівки "Тонар" з синіми причепами. Гаразд жду!
– Он сказал, чтобы я вышел навстречу и встретил их, – со мной пленный разговарил на чистом русском.
– Я слышал.
– А вы меня, правда, не убьете? – с явной надеждой в голосе в очередной раз спросил пленник.
– Как и обещал, лично я, не убью, – задумчиво произнес я, потом повернулся к Глюку, одному из подчиненных Сахарова и коротко приказал: – Этого в расход, он нам больше не нужен!
Хмурый мужик, откликавшийся на кличку Глюк, понятливо кивнул, сделал шаг вперед, со всего размаху влепил носком ботинка в лицо пленного и когда тот упал, навалился сверху, вонзая нож в его сердце. Пара секунд и пленный затих.
– А можно я его автомат себе заберу, – осторожно, как бы пробуя слова на вкус, произнес Воршавин.
– Нет, – отрезал я. – После штурма лагеря получишь оружие. И смотри мне, если, что пойдет не так, пристрелю!
– Не доверяете? – хмыкнул парень. – Это хорошо, доверчивые долго не живут, с таким командиром как вы, можно воевать!
– Личный состав построен! – хмуро доложил подошедший Рыжиков, недовольно глядя на мертвое тело пленного.
– Бойцы! Сейчас мы с вами пойдем в бой. Наша задача уничтожить три объекта: концлагерь, расположение добровольческого батальона, где кучкуются нацики и фашисты, и аэродром, на котором стоят турецкие беспилотники и итальянские вертолеты. Ясно? В нашем отряде все не просто добровольцы, те, кто самостоятельно принял решение идти за линию фронта, здесь только те, у кого есть личный счет к врагу, те, у кого погибли родные и близкие. Мы здесь для того, чтобы мстить, чтобы враг понял, что на нашей земле ему никогда не будет спокойной жизни. Мы будем не просто воевать, мы идем убивать и мстить. Пленных брать только для получения информации, потом тут же убивать. Никакой пощады!
Читать дальше