Анатолий Мусатов - Русская сага

– Ну, вот! Если так везет всем дуракам, то я не прочь им побыть еще разок!

Взрыв хохота был явным одобрением Юркиным словам. Он что-то еще говорил, но Сергей, будто отключившись от происходящего, снова выискивал глазами Наташу. Она, как и прежде, стояла окруженная девочками, бурно обсуждающими это событие. Но сейчас в ее чуть склоненной набок головке, в ее едва уловимой улыбке на прелестных пухлых губках, он уже ясно видел явное обещание своей благосклонности.

Сергей очнулся от подергивания рукава куртки:

– Ну, что, хорош был снежок?

Юрка, едва сдерживая смех, не отказался от приятного смакования позора Вадима.

– Как ты ему в лобешник закатал! Чувак чуть не бзднул, когда приложился задницей к бетонке! Ты ничего не заметил? – вдруг хитро прищуриваясь, спросил он.

– А что я должен был заметить? – рассеянно ответил Сергей.

– А то, что я в снежок заделал кусок щебенки! – сияя всей физиономией, смакуя каждое слово, проговорил приятель. – Чтоб увесистей было!

– Ты чего, сдурел! – испуганно дернулся Сергей. – Я ж ему мог так глаз выбить!

– Вот и правильно бы сделал! – С Юркиного лица вмиг сошло радостное выражение. – Этому змею надо оба выбить, чтоб на него пальцем показывали: «Гляди, урод!».

Сергей с удивлением смотрел, как внезапно изменилось лицо приятеля. Ему показалось, что из него выжали всю веселость и залили до краев черной ненавистью.

Он вздохнул. Оглядевшись, увидел работающих ребят. Одни сновали с носилками, другие раскапывали залежалые кучи мусора. Девочки старательно подметали его остатки. Он видел среди них Наташу, видел Вадима, которому одна из девочек прикладывала платок ко лбу, его злобные высверки взгляда, которыми он мерил Сергея.

Одного он не видел. Из-под надвинутого на лоб треуха, его с пристальным вниманием разглядывал старик-вахтер…

Разыскав хату, в которой находился подъесаул, юнкер доложил о приказе ротмистра. Владимир Семенович кивнул головой и распорядился отвести юнкера во второй эскадрон. Казаки, сперва с любопытством поглядывая в его сторону, через минуту забыли о его присутствии. Юнкер даже был рад этому. Чувство душевной пустоты и непоправимой потери было еще настолько свежими, что общаться с кем-либо он был не в состоянии. Отойдя в сторону, юнкер присел на бревно. Он смотрел на чистящих сбрую казаков, слушал их неспешные разговоры, но все это лишь смутно скользило по поверхности его сознания. Тягучей медленной волной выплывали другие, прошедшие за столь малое время, события. Перемешиваясь странным образом, они вновь и вновь бередили его душу яркой сиюминутностью переживания.

В них было все: вчерашняя атака, смертельно раненый отец, полубезумное состояние подавленности, и отчаянное пиршество офицеров, обреченных в его смутном видении на скорую гибель. Но среди всего этого хаоса чувств, резким пятном он видел полное ненависти и презрения лицо матроса, чуть не выбившего у него карабин. Он никак не мог забыть его лицо. Юнкер не особенно размышлял о причине такой неприязни к этому матросу. Где-то в подсознании он не мог отрешиться от мысли, что именно этот матрос и есть убийца отца. Только он, и никто другой!..

Из безразлично-отрешенного состояния его вывели хохот и несмешливые возгласы казаков. Обернувшись, юнкер увидел странное шествие, напомнившее ему цирковое представление, настолько странным оно было. Одна за другой вытягивались из-за дальних хат на дорогу телеги, с впряженными в них людьми. Подстегиваемые ударами нагаек, они трусцой тащили доверху груженные повозки.

Юнкер поначалу не мог понять, отчего такое противоестественное сочетание телег и людей вызвало в нем ощущение брезгливой жалости. Такая бывает при виде сильного существа, вынужденного поступать против своей воли.

Он вспомнил, как в детстве его испугали картинки из какой-то исторической книжки, изображавшие сцены казни рабов. Тогда же и репинские «Бурлаки» приводили его в недоумение; почему и кто посмел запрячь людей как лошадей? Были еще какие-то смутные образы, вызывавшие в детстве бурный протест против насилия. Всплывая в памяти, они пробуждали тогда в его детской душе такое же живое сострадание. Но сейчас юнкер с чувством удовлетворения и справедливой кары смотрел на людей, тянущих тяжелогруженые повозки.

Под непрекращающиеся насмешки казаков обоз втягивался в расположение эскадрона. «Эй, глянь, как энтих бычков увязали! Ха!.. Как дите на помочах!..». Матросы, увязанные друг с другом вожжами и веревками, молча сжимали кулаки на скрученных за спиной руках.