Евгений Сухов - Убить Сталина

— Вы уверены, что это не дезинформация? Ведь Гитлер очень доверяет Канарису.

— Канарис известен как человек с очень нестандартными и свободными взглядами. Он не всегда одобряет политику Гитлера, что раздражает ближайшее окружение того. А с мнением верхушки Гитлер не может не считаться. У нас есть информация, что он собирается отправить адмирала в отставку. По мнению Канариса, он руководит военной разведкой, а следовательно, служит не интересам отдельного человека, а интересам Германии.

Сталин удовлетворенно кивнул:

— Возможно, вы и правы. Но все-таки с чего вы взяли, что эта информация верна?

— Мы постоянно анализируем разного рода информацию, поступающую к нам как из вполне легальных источников, так и от наших нелегальных агентов. Последние наши сомнения развеяло сообщение нашего агента, завербованного еще в тридцатом году. Он тогда учился в Советском Союзе в летной военной школе. После прихода к власти фашистов он, по нашей рекомендации, перешел на службу в абвер. В настоящий момент он занимает там очень важный пост, позволяющий ему быть в курсе самой секретной информации.

— На чем же вы его подловили? — сдержанно полюбопытствовал Сталин.

— Гомосексуализм… — помявшись, ответил Абакумов.

Сталин невольно поморщился.

— Вы считаете, что такому источнику информации можно доверять?

В голосе Верховного сквозили откровенно брезгливые нотки.

— Он один из наиболее ценных наших агентов. Информация, которую мы от него получаем, практически не нуждается в перепроверке.

— А последнюю информацию вы перепроверяли? — прищурившись, спросил Иосиф Виссарионович.

— Так точно, товарищ Сталин, перепроверили! Такие вещи мы всегда тщательно перепроверяем.

— Может, это оперативная игра немцев, следует ли всему этому верить?

— Информация в высшей степени достоверная, товарищ Сталин, — убежденно сказал Абакумов. Берия молчал, внимательно вслушиваясь в их разговор.

Сталин сел и, открыв коробку папирос «Герцеговина Флор», разломил одну папиросу и по щепотке принялся набивать табаком трубку.

— Меня удивляет следующее обстоятельство… Почему бездействует СД? Шелленберг? Советская контрразведка знает о покушении на Гитлера, а они даже не подозревают. А ведь СД — это элита СС.

— А может, они знают, товарищ Сталин, но просто не хотят вмешиваться. В конце концов, Канарис — коллега Шелленберга, они часто вынуждены играть на одном поле, у них могут быть общие задачи. И если Гитлера не станет, то Шелленберг от этого может даже выиграть. Я не исключаю, что между Канарисом и Шелленбергом имеются какие-то тайные договоренности… Кто знает, может, в случае успеха Шелленбергу достанется один из главных министерских портфелей?

Набив наконец трубку, Сталин чиркнул спичкой и, прикурив, пыхнул клубом дыма.

— Возможно… Но теперь давайте подумаем вот о чем, как нам грамотно использовать полученную информацию. Что вы скажете по этому вопросу, Виктор Семенович?

— Я думаю, что нам нужно предупредить Гитлера, — уверенно сказал Абакумов.

— Кхм… — Сталин удивленно посмотрел на него. — Значит, вы все-таки поменяли свое мнение?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Хорошо. И как вы себе это представляете? Отправить своих людей в Ставку Гитлера и сообщить ему о готовящемся на него покушении?

Абакумов стойко выдержал ядовитые интонации Верховного.

— Совсем необязательно. Существует масса способов, чтобы дать знать Гитлеру о готовящемся на него покушении. Можно, например, организовать утечку информации.

— Только для чего нам это нужно?

— Эту информацию можно будет использовать в оперативной игре или как хороший материал для торга. — Абакумов выжидательно помолчал.

Прикрыв глаза, Сталин сделал глубокую затяжку. Секунд тридцать дым гулял где-то по альвеолам Верховного, а потом серыми тяжеловатыми клубами вышел через нос.

— Мне ясна ваша точка зрения, товарищ Абакумов, в ней есть своя логика. А ты что скажешь, Лаврентий?

Берия слегка приподнял голову, и стекла живо блеснули:

— Мне кажется, нам не нужно вмешиваться в дела Канариса. Он знает, что делает. Если он сумеет убрать Гитлера, то это будет серьезным ударом по всей фашистской системе. Гитлер для Германии — это символ! А его смерть деморализует войска, — Берия говорил напористо и уверенно, — как только его не станет, мы тотчас перейдем в наступление по всей линии фронта. Смерть Гитлера только приблизит нашу победу.