Александр Тамоников - Сирийский скальпель

– …Тогда – в восемь лет – я и начал постигать азы жизни в оккупированном городе, – неспешно повествовал Докич, отвечая на чей-то вопрос о прошлой войне, разделившей когда-то мирную и большую Югославию на несколько мелких государств. – Первое, что понял: война неизбежно ведет к перебоям с водой и продовольствием. Мама успела сделать небольшой запас продуктов из магазина, а вот с водой было совсем плохо. Помню, как экономно расходовали последний запас из унитазного бачка, растянув его почти на неделю. Потом уж отец приноровился по ночам пробираться к речке и набирать там два пятилитровых бидона. Вода даже после длительного кипячения имела неприятный запах и привкус, но выбирать не приходилось…

У сербского офицера имелся в ранце небольшой запас провизии, состоящий из коробки сока и пары лепешек. Узрев его скудный рацион, спецназовцы поспешили поделиться шоколадом, мясными консервами, кофе и галетами. Поначалу тот отказывался, но потом уступил и принялся за нормальный ужин.

– …А еще у отца в небольшом сарайчике всегда хранились три канистры с бензином, – глядя на пляшущий огонек костра, рассказывал Докич. – Я и не представлял, насколько во время боевых действий подскакивает в цене горючее. Оно было буквально на вес золота. Помню, как первый раз мы обменяли три литра на две буханки хлеба и были счастливы. Потом благодаря бензину у нас появилось молоко, сыр и даже четверть бараньей тушки. А еще я понял одну простую вещь.

– Какую? – подсел поближе Жерин.

– Во время войны в населенных пунктах обязательно появляются мародеры; некоторые из них носят с собой трофейное оружие. Власти Югославии пресекали мародерство и отряжали на борьбу с этим явлением специальные подразделения. Так вот я понял, что, если ты одет в обычную гражданскую одежду и не имеешь оружия, то солдаты стрелять в тебя не будут. Остановят, проверят документы, расспросят… А если за твоей спиной болтается автомат, то шанс быть расстрелянным на месте очень велик. Именно поэтому в своих вылазках за водой отец никогда не брал оружия.

– Как же вы жили в таких условиях? – полюбопытствовал Якушев.

– Скорее выживали, – печально улыбнулся серб. – Примерно через месяц этой нервотрепки с постоянной стрельбой и облавами на улицах мы пришли к выводу, что квартира в новом доме нам больше не принадлежит. Однажды утром к нам ворвались военные и, не обращая внимания на возмущение моих родителей, устроили у балконного окна пулеметное гнездо. И, слава богу, что у отца и матери хватило ума не препираться с ними дальше – могли бы получить по пуле, и на том дело бы закончилось.

– Пулемет на балконе? – удивленно качнул головой прапорщик. – Вашей семье в таком случае надо было собирать вещички и поскорее сматывать, пока точку не накрыла артиллерия.

– Мы так и поступили – спустились в сарай и сидели там до тех пор, пока военные не ушли.

– И чем закончилось ваше житие вблизи фронтовой зоны?

– Спустя несколько месяцев даже я – восьмилетний ребенок – отлично понимал, что оставаться в Косовска-Митровице больше нельзя. Деление города на южную, албанскую, и северную, сербскую, части происходило стремительно. Ненависть разделенных частей друг к другу росла с каждым днем. Это был относительно небольшой город с населением сто тысяч, однако он имел развитую промышленность: цветная металлургия, добыча свинца и цинка, химический комбинат, деревообрабатывающая и бумажная фабрики, производство сельскохозяйственной техники… Мы опасались, что рано или поздно начнутся артиллерийские обстрелы этих предприятий и пострадают расположенные рядом жилые кварталы.

– Неужели уехали? – сочувственно спросил Якушев.

– Пешком ушли, – вздохнул Докич. – Весь транспорт, пытавшийся покинуть зону боевых действий, нещадно обстреливался обеими сторонами. Мы к тому времени имели некоторый опыт и покидали Митровице днем. Повесили на рюкзаки белые простыни – так люди обозначали, что они гражданские, – и пошли к ближайшему северному блокпосту. Там договорились с дежурным офицером, отдав ему последнее золотое украшение мамы, и направились на север – в Сербию. Отец в те времена был здоровым человеком и был готов работать кем угодно, даже просто за еду.

– И где же осели?

– Сначала в небольшом селе Дубле, где у папы жили родственники.

– Это в Сербии?

– Да, почти – в центре страны. Спокойное и красивое место, до которого не докатилась война. Позже перебрались в город Крушевац. Там меня определили в школу, родители нашли работу и начали заново устраивать жизнь.