Олег Красин - Невидимый рубеж. Книга вторая. Странники

Ей, вероятно, не понравился Самошин. Она произнесла свои слова, не глядя на него, лениво рассматривая бокал, словно он интересовал ее больше всего на свете. Это задело Юрия.

– Ну, если дамы не желают, – сказал он, пытаясь выглядеть легким и остроумным, – мы с вашего позволения откланяемся.

Они простились и ушли из клуба, однако возникшая досада, связанная с тем, что Алена отвергла его в качестве провожатого, не исчезала. Эта девушка серьезно его рассердила. Она игнорировала его в танцах и отфутболила сейчас, даже не предложила обменяться телефонами. Он-то мог попросить ее номерок, но, с учетом ее понтов, запросто получил бы отказ. А к отказам он не привык, как не привык к ударам по самолюбию.

Подумаешь, банковская крыса. Она назвала банк, в котором работает, и Самошин решил, что как только придет на работу, тут же посмотрит, нет ли там знакомых. Или попытается через Центробанк. Правда, он еще сам не понимал, зачем ему это надо, для чего. Пока только хотелось узнать на какой она должности и он, чтобы принизить ее в своих глазах, предположил, что она простая операционистка или кассирша. И он посетовал на свое невезение – хочешь оттянуться с простыми девками, а получаешь каких-то стерв.

Ростов-на-Дону, гостиница «Звезда» – здание центрального Автовокзала, 1 марта, 09:15 – 12:33

Поднявшись рано утром в номере гостиницы, Забелин принялся умываться и бриться. Делал это он всегда неторопливо, основательно, стараясь получить удовольствие от этих, в общем-то, незамысловатых действий.

Еще в детстве он видел, как брился его дед. Тот брал помазок с мягким ворсом, не раздражающим кожу, но достаточно упругий, чтобы было приятно намыливать подбородок. Помазок попал к деду в пятидесятые, когда крепко дружили с китайцами. Тогда на прилавках можно было увидеть китайские перьевые ручки и махровые полотенца, сделанные качественно, совсем не так, как потом в девяностые, и потому особо ценившиеся советскими обывателями.

В специальной серебряной мисочке дед разводил в воде мыло и хорошенько намыливал помазок, до тех пора, пока белая пенка не начинала набухать и выпадать из миски на столик в умывальнике. Затем он тщательно, с видимым удовольствием, принимался намыливать лицо. Водил помазком размеренными, массажирующими движениями по шее, щекам, подбородку и при этом всегда весело напевал. Увидев как-то в зеркале внука, маленького Сергея, он шутливо подмигнул ему.

Забелин поймал себя на мысли, что бессознательно пытается его копировать. Эти размеренные движения помазком, почти непроизвольное пение по утрам, больше похожее на мычание, подмигивание в зеркало самому себе, словно попытка взбодрить постороннего человека, которого внезапно увидел в умывальнике рано утром. Все это он повторял вслед за дедом. Сейчас помазки ушли в прошлое, но Забелин продолжал им пользоваться по старинке и готовая пена для бритья, продающаяся в любом магазине, его не прельщала.

Заканчивая, он услышал осторожный стук в дверь.

– Входите! – громко позвал он и увидел на пороге номера Цыганкова.

– Серега, ты как, заканчиваешь? – спросил тот.

– Да. А что случилось?

– Мы в десять выдвигаемся. Так что успевай позавтракать.

– Успею, – ответил Забелин, вытирая лицо полотенцем. – Ты сам-то как? Уже поел?

– Мы сходили в местный ресторан, у нас талоны на завтрак. У тебя тоже должны быть.

– Да, мне дали, – подтвердил Сергей. – Значит, я наблюдаю за Третьяковой? Какой у нее маршрут?

Они прошли в номер и сели за стол. Цыганков достал карту города, развернул. На ней были видны участки с несколькими объектами обведенным кружками синего цвета.

– У нее центральный автовокзал, – пояснил Александр. – Я себе взял ТЭЦ, а Емельянову поручил отель «Интурист» на Большой Садовой. Но к ТЭЦ я не поеду, присмотрю за ним. А тебе тогда придется топать за Третьяковой.

Взяв ручку со стола, Цыганков показал Забелину, где находятся запланированные для проверки объекты, и как туда будут добираться члены группы.

– Все понятно! – бросил Сергей, отслеживая глазами, путь движения Третьяковой. – Значит, отсюда до остановки, потом на автобусе вниз, к Дону. Хорошо! Давай теперь двигай к своим, а я сбегаю, позавтракаю. Кто его знает, может, обедать не случиться…

Цыганков ушел.

В назначенное время Забелин спустился в холл и вышел на улицу. Там было промозгло, пасмурно. Дул сильный ветер, нагоняя с севера свинцово-серые снежные облака. Асфальт покрылся тонкой едва различимой пленкой льда, отчего ноги прохожих разъезжались в разные стороны, как у собак на льду и приходилось напрягаться, чтобы сохранять равновесие.