Александр Тамоников - Человек с двойной тенью

– Пять или шесть – я уже и не помню, – оскалился Вилли. – Думаю, будут и еще.

– Вот видишь? – женщина глянула на Георгия с усмешкой. – Значит, и тебе нужен псевдоним. Что ты скажешь, если мы будем называть тебя Инженером? А что? Прекрасное прозвище.

Георгий в ответ лишь скривился и махнул рукой.

– Вот и отлично, – сказала женщина. – Вначале мы хотели дать тебе другой псевдоним – Любовник. Согласись, что тоже по существу. Но Инженер, думается, все же лучше. Солиднее.

На какое-то время все умолкли. Молчала женщина, потому что она сказала все, что хотела, и добилась результатов, каких хотела. Молчал Георгий, потому что ему нечего было сказать. Молчали Вилли и другой мужчина – они вообще, похоже, были людьми малоразговорчивыми. За ночным окном по-прежнему слышались людские голоса и хаотический шум, скрежет и грохот. Люди уходили из Сталино, бросая свои дома и всю прежнюю жизнь. На место прежней жизни приходила другая – непонятная, зловещая, страшная.

– Ну, и нам пора тоже, – сказала женщина, и ее спутники тотчас же, будто по команде, встали. – Покамест прощай, Георгий Миловидов. Как говорят у вас, спасибо за хлеб-соль. А еще большая благодарность за ценную помощь великой Германии. Ну и, отдельно, за любовь и ласку, – она усмехнулась.

Втроем они направились к двери. Мужчины – с пустыми руками, а женщина – с чемоданчиком в руке. Дверь отворилась, пропустила всех троих и захлопнулась.

Какое-то время Георгий сидел, смотрел в одну точку и не двигался. На душе у него было пусто и как-то по-особенному легко, как оно обычно и бывает, когда опасность миновала, а взамен не успело еще прийти никакое другое чувство или ощущение. Не хотелось ничего ни делать, ни думать, а лишь неподвижно сидеть и смотреть в пространство, ничего в нем не замечая.

Просидев так час, а может, целых два, Георгий почувствовал, что он в состоянии думать. И он стал размышлять о своей дальнейшей судьбе. Размышления вначале были тягостными и безрадостными, но постепенно в них стали проявляться некоторые просветления. «В конце концов, – размышлял Георгий, – все не так и страшно». Конечно, ситуация, в которой он оказался, скверная. Тут хоть влево, хоть вправо, а итог один. Но с другой-то стороны – все не так и плохо. Да-да! Не сегодня, так завтра он уедет в Кузбасс. А Кузбасс далеко. Там-то никаких немцев нет и в помине. Там он затеряется, растворится в людской коловерти, и попробуй его найди! Да и кому искать? Кто его знает, может быть, через самое малое время не станет на свете ни самой Вероники – или как там по-настоящему ее звать, – ни Вилли с его напарником… Война – она расшвыривает людей в разные стороны, и неважно, кто эти люди – свои ли, немцы ли… А еще на войне погибают. И кто знает, может быть, завтра или послезавтра уже не будет в живых ни Вероники, ни двух ее помощников, – а кто еще знает, что он, Георгий, немецкий шпион по прозвищу Инженер? Вот то-то и оно… Нет, как ни крути, а он удачно выпутался из ситуации. Ничего: все забудется, перемелется, образуется. Словом, жизнь продолжается. А эта Вероника, кем бы она ни была, все-таки сука. И стерва. С такой-то красотой – да в шпионки! Что ж, и отсюда Георгий извлечет для себя урок. Обязательно извлечет. Теперь-то он будет осторожнее с женщинами. Осмотрительнее. Бдительнее. А то мало ли что? Среди них, оказывается, вот какие встречаются! Шпионки!

Уехал в Кузбасс Георгий едва ли не последним поездом. Ехать пришлось долго, целых три недели. Направили его в городок под названием Прокопьевск. В этом городке было много угольных шахт – куда ни кинь взгляд. Вокруг них стояли утлые деревянные хибарки, а еще больше – длинные, приземистые одноэтажные и двухэтажные деревянные бараки. Прибыл Георгий в город в ноябре, а в эту пору года, по местным меркам, стояла самая настоящая зима с морозами и снегом по самые крыши. Правда, снег этот был не белым, как полагается, а почти черным от угольной пыли, клубившейся над городком днем и ночью. Черным был снег, черными были бараки и деревья по обочинам улиц, черным было само небо. Это была безрадостная и, можно сказать, фантастическая картина, к которой надо было если не привыкнуть, то хотя бы притерпеться.

Назначили Георгия заместителем директора шахты, название которой было «Поварниха». В каком-то смысле это была редкая шахта, можно даже сказать – уникальная. Шахт в городке было много, но все они добывали уголь рядовых сортов. Этот уголь годился лишь на растопку печей и прочие бытовые нужды, и больше ни для чего. А вот на шахте «Поварниха» добывали уголь иного сорта, из которого делали кокс. А кокс являлся топливом для металлургических печей. Рядом с Прокопьевском, в тридцати километрах, располагался город Сталинск, а в нем – знаменитый, воспетый поэтами металлургический завод, носивший официальное наименование Кузнецкий металлургический комбинат, или, в сокращенном виде, КМК. Вот туда и отправлялся кокс, который делали из угля, добываемого на «Поварнихе». Коксом растапливали домны, в которых выплавляли сталь, а из стали делали танки, орудия, самолеты, снаряды, и все они прямым ходом отправлялись на фронт. Почти половина всех танков, самолетов, пушек и снарядов изготавливались именно из кузнецкой стали. Не будь шахты «Поварнихи» и добываемого в ней угля, не было бы и стали. А не было бы стали, не было бы и оружия. А не было бы оружия, не было бы и побед на фронте. Вот что значила шахта «Поварниха»!