Виктор Яиков - Безмолвие

«Математика – царица наук» – в таких ситуациях любил приговаривать старшина.

Матрос, прослуживший на корабле без малого четыре года, неловко стоял перед узеньким столом и переминался с ноги на ногу. Такой гневный взгляд в свою сторону от старшины он испытывал лишь раз, и то будучи юнгой.

«Балда!» – Старшина гневно оттолкнул матроса и прошел к выходу.

– Пойду на трапе спрошу, сколько прибыло, – оказавшись в коридоре, он повернулся, просунул суровую голову в каюту и добавил, – скажи Валентину, чтоб после смены ко мне подошёл.

Звук отборной моряцкой брани, как лава исходил из жерла вулкана. Она вливалось в душу через трещину самообладания, в месте на груди, куда гневно толкнул старшина. Их тройка никогда не подводила уговор команды. Число прибывших и убывших сходилось. Три года уговор шел безотлагательно. А моряки, участвующие в системе, имели возможность выйти на ночь, с разрешения старшего.

Оплошность в цифрах скажется на запланированном посещении завтра кинотеатра. Но не это гложило Георгия. Старшина знает все на палубе. Оттого и сразу понял, кто из сменщика проспал самовольщиков. Гера произнес ему имя своего друга. Не предал, не подставил, всего лишь сказал, кто стоял в часы «недосчета».

Надо быть чуточку внимательнее, собранней. Прежде доклада старшине, поверил бы сам. Но положился на привычку. Понадеялся, что сегодня – все, как всегда. Каждый день нов. И не известно, что ночь грядущая уготовила морякам «Новороссийска».

– Товарищ капитан, – почтительно буркнул Лоб. Решительно выходя из канцелярии он ненароком чуть не сбил командира башни Тюменцева.

– Чего шумишь, Владимир Егорович? – обратился офицер к старшине. Слышать, как Лба называют по имени-отчеству было не привычно.

Тюменцев ходил по кораблю почти беззвучно, как призрак. Это могло бы быть отличной способностью разведчика, где-нибудь на границе, или вахтенного офицера, затеявшего осуществить внезапную проверку с дрессировкой юнцов, спящих на вахте. Но секрет Федора Антоновича был прост, и он не хотел им злоупотреблять. Туфли он носил не совсем уставные – трофейные, из Италии. Смешно сказать, но Тюменцев выменял их еще при приеме линкора. Сменялся с загорелым инженером на пачку крепкой советской примы. Этот табак был в диковинку изнеженным легким итальянца. За такую пачку он не пожалел коробочку с выданными казенными ботинками из натуральной мягкой кожи отборных Тосканских бычков. Подошва ботинок мягкая, не деревенеющая на морозе, а оттого тихо ступающая по металлу палубы. Нет привычного звона каблуков, так некстати выдающего путника в тиши корабля.

– Федор Антонович, все в порядке, просто демонстрирую матросам образец командного голоса.

– Чтоб не спали?

– Чтоб не спали, – согласился Лоб уже тихим, почти шепчущим голосом.

– А мне вот, тоже не спится… – Вздохнул Тюменцев и жестом пригласил пройти Лба вперед. Последовал за ним к верхней палубе.

После душной канцелярии воздух октябрьского неба упоил свободой. Первоначальная мысль Лба выйти покурить растворилась с первым глотком мороза. Дурман исчез сам собой.

– Людей не хватает?

Старшина кивнул.

– А я вот, наоборот, лишних насчитал. – Тюменцев кивнул головой в сторону трапа.

– Как так?

– Прогуливался по второму ярусу. По делам. Юнцов заселили на нижней палубе, преимущественно – после молчания недолгого добавил капитан-лейтенант. Но и там где я проходил, встречал салаг. Не одетые, а на ком-то как мешки весят выданные робы.

– Притрется роба то… – кивнул Лоб.

– Притрется. Только вот двое чудиков мне показались странными. По виду, не худые щенки, и роба на них была не новая. Но не помню я этих лиц. Хотел было им что-то сказать, да прошли они. И будто немые оба. Разве так ходят морячки друг с другом?

– Идут, не шутят, не подкалывают друг друга, ни на секунду не улыбнуться?

– А как еще на флоте прожить, – засмеялись в оба голоса, – без шутки то, да подколки…

– Вот-вот. И я про то же. А эти идут и молчат.

– Где, товарищ старший лейтенант, говорите, видели их?

– На второй палубе, у перехода. Да мало ли куда их занесло с последних минут.

Лоб пожал плечами.

– Ну, ладно, доброй ночи, Владимир Егорович.

Старшина приложил вытянутую ладонь к виску и направился обратно в недра корабля. Парочка, упомянутая Тюменцевым, могла бы пролить свет на одну лишнюю шлюпку, пришвартовавшуюся у линкора ночью. С одной стороны и Федор Антонович служит на корыте с момента его отрофеивания от итальянцев. Но и состав команды в более чем тысячу душ обновляется почти каждый день. Всех не упомнишь. К тому же, той парочкой зевак могли оказаться простые гребцы с пристани, что дежурили по наряду при порту. Доставили, к примеру, на линкор юнцов, а сами искали гальюн, вдруг приспичило.