– Ну что, – сказала она.
Тремор с костлявых рук понемногу сходил. Она достала из упаковки иглу и попыталась проткнуть горячую кожу Гектора, но ничего не вышло: возможно потому, что подобные иглы принято держать щипцами, а не потеющими пальцами, а может и потому, что кожа – о чем Мария никогда не задумывалась – гораздо прочнее, чем кажется.
– Да что не так?! – игла в руке Марии то опрокидывалась, то выскальзывала.
Мария взяла передышку и посмотрела на правое ухо Гектора, на котором по краю – чуть выше мочки – был вырез как от дырокола. Гектор говорил ей, что это шрам, полученный по юности в драке. Мария вздохнула, сделала еще один глоток и продолжила. Спустя несколько попыток она покорила первую дырку.
– Так!
Мария попыталась сделать узел, но запуталась в испачканных кровью нитках. От полного стакана успокоительного осталась уже половина. Мария почувствовала, что немного опьянела. Она посушила рану стерильными салфетками из набора Гектора и уверенно взялась за дело. Наконец-то образовался первый узелок, но Мария затянула слишком сильно, из-за чего узел прорезал кожу Гектора и остался в руках.
– Да будь проклято это шитье! – закричала Мария и начала заново.
Стакан обновился. Еще несколько минут кряхтения и получился первый шов.
– Что же ты завтра расскажешь, – шептала она.
Раз за разом швы получались все быстрее и крепче, а колени стали поднывать от вмятин, несмотря на полотенце.
На второй ране Мария уже вообразила себя студенткой медицинского – получалось вполне ничего, как ей казалось.
Закончив, Мария заклеила позор двумя полосками лейкопластыря по горизонтали и двумя – по вертикали, на случай, если швы разойдутся. Затем она сняла с Гектора штаны и туфли, обмыла его влажным полотенцем и приготовилась к тому, чтобы донести девяносто килограмм мяса до кровати.
– А может, у тебя есть кто-то еще? – вдруг мельком подумала Мария. – И она узнала обо мне… Несу какой-то бред. Поскорее бы завтра.
Из позы огородника Мария обхватила Гектора под ребра и стала тащить, иногда выкрикивая гласные, как это делают теннисистки. Уложив Гектора на кровать, она заняла диван, чтобы успокоить сердечно-сосудистую, и тоже отключилась. Циферблат часов показывал 23:22. На улице совсем стемнело, если не считать искусственное освещение от фонарей, вывесок и снующих машин.
Пока тело Марии отдыхало, другая Мария – или все та же, это сложно понять, – шла по кладбищу. Здесь было довольно темно, но света достаточно, чтобы рассмотреть молодую зелень и серый цвет надгробий. Температура не ощущалась.
Мария дошла до плиты, на которой были изображены какие-то каракули. Она собиралась положить пахучий букет лилий, но услышала сзади чье-то мерзкое сопение. Мария повернулась и увидела двухметрового верзилу с огромными руками – кажется, что каждая из них размером с дом или гору, несмотря на то, что физически это оксюморон.
Мария бросилась бежать: она отталкивалась ногами со всех сил, но стояла на месте. Мозг отстукивал приказы на работу всех мышц ног, но они не то чтобы не слушались – их будто бы и не было. Мария снова обернулась, и вместо страшного гиганта увидела желто-зеленое поле подсолнечников. Шляпки развернулись и хором запели: «Ты где-то летаешь, ты где-то бежишь… а мы все смотрим на тебя и смеемся, смотрим на тебя и смеемся!»
Пылинки парили по номеру, словно ночью залетел пъяный Питер Пэн и зацепился за что-то топливным мешком – «ай, блядь», – из-за чего вся волшебная пыльца рассыпалась и разлетелась по комнате.
Многоугольная фигура белого света прилипла к ковролину, всякой мебели и укрытому одеялом Гектору. Кое-как Гектор открыл глаза на четверть от возможного и осмотрелся по сторонам, чтобы понять, где проснулся на этот раз.
Любое движение или шевеление вызывало острую, а затем пульсирующую боль в подмышке. Но чем больше он двигался, тем привычнее становилась боль. «Сколько время?» – подумал Гектор. Он опустил ноги с кровати и на цыпочках, несколько пошатываясь, прошел мимо Марии: ее голова была уложена на свои ладошки и спрятана под волосами.
Ударившись коленом о тумбочку с ее журналами – «ай, блядь», – Гектор, не проверяя сон Марии, последовал в ванную с кровавыми полотенцами и повидавшей вчерашний день одеждой.
Без Гектора зеркало над раковиной выглядело лучше, теперь здесь: и желтое опухшее плечо, и страшное фиолетовое пятно вокруг пластыря, и потрескавшиеся от сухости белесые губы, и перекошенные морщины, словно он сам не в восторге, что посмотрелся в зеркало, и красные яблоки, которые обычно производят впечатление глаз солидного человека.
Читать дальше