Андрей Дышев - Поцелуй волчицы

Объем работы огромный. Чтобы справиться с ним в одиночку, мне пришлось бы отойти от дел фирмы на несколько месяцев. Причем, не было никакой гарантии, что мои усилия за эти несколько месяцев приведут к положительному результату. Словом, я был готов крушить челюсти, кидаться в погоню, рисковать, идти под пули, расставлять капканы, сутками напролет крутиться в стремительной динамике событий, но только не опускаться на дно долгой и скучной рутины.

К сожалению, судьба предлагала мне или рутину, или ничего. И я помахал ей ручкой.

Когда письмо прокурору мысленно было составлено, я почувствовал облегчение и значительно воспрянул духом, подкрепив его прекрасным обедом в китайском ресторане. Оттуда я позвонил на фирму, узнал от исполнительного директора последние новости о плененном в греческом порту "Оксамите", о некотором падении курса гривны в отношении рубля, о заказе на дорогой "лендровер" и скандальном увольнении моего водителя. Затем заехал в супермаркет, купил ящик баварского пива и пять килограмм мороженых норвежских креветок и поехал на спасательную станцию устраивать праздник жизни моему алкалоиду.

– Ты меня любишь? – спросила Эмма с придыхом, едва я успел поднести трубку к уху. Черт дернул меня дать ей номер мобильного!

– Обожаю, – ответил я, одной рукой вращая руль, чтобы развернуться и выехать с парковки.

– А почему я этого не чувствую, маленький мой?

– Потому что ты не выспалась, – ответил я, испытывая желание сожрать трубку. – Тебе надо отдохнуть.

– Ты скучаешь по мне? – после паузы спросила Эмма. – Я сейчас лежу в ванной. Голая. И думаю о тебе… Ты там не один?

– Один.

– А кто поет женским голосом?

– Монсерат Кабалье… Извини, я на красный проехал, и меня гаишник остановил.

– Ладно, маленький мой. Я позвоню, когда выйду из ванной и лягу в постель.

Звони! – подумал я, с остервенением вытаскивая из трубки аккумулятор.

Будка на наблюдательной вышке оказалась запертой, а ее хозяин бесследно исчез. Я не был настроен на то, чтобы ждать его появления, но оставить гостинцы на вышке и уехать домой я тоже не мог – жаль было креветок, которые на жаре превратились бы в кашу. Я воспользовался радиостанцией, но на запрос Лом не ответил. Либо он был где-то далеко, вне зоны радиоволны, либо пребывал в состоянии крепкого подпития.

Некоторое время я терпеливо ждал, глядя на необыкновенно отчетливую линию горизонта, по которой, как по нити, ползли корабли. Поверхность моря, казалось, была сшита из лоскутов ткани с разными оттенками синего: от прозрачно-голубого до аквамаринового. Так всегда бывало, когда сильный дневной бриз пригонял к берегам холодную воду, вытесняя ею теплую, и за сутки температура моря у берега падала на десять-пятнадцать градусов.

Когда у меня не осталось никаких сил бесцельно стоять на наблюдательной вышке, я спустился к машине и поехал домой с твердым намерением вернуться сюда утром, но уже без пива и креветок, и задать спасателю хорошую трепку. Едва я вырулил на парковую улочку нижнего яруса, как заметил под цветными зонтами открытой дешевой пивнухи маленького человека в серой водолазке и зачесанными наверх слипшимися волосами.

Я вышел из машины и стал пробираться между липких и смердящих рыбой столиков, облепленных пьянчужками, как мухами, стараясь не задевать выпяченных задов. Немногословный Серега, устало помахивая своими длинными ресницами, держал над головой покачивающийся перст, а его хмельные друзья слушали молчание и пялились в стаканы.

Серега долго не мог узнать меня. Один его глаз смотрел на меня, а другой – на соседний столик. Ресницы покачивались, как крылья чайки, попавшей в восходящий поток.

– Лом где? – спросил я его.

До Сереги все доходило очень медленно, словно мы общались через ленивого и малограмотного переводчика. Он выслушал мой вопрос и тотчас усмехнулся, но я понял, что усмешка была реакцией не на вопрос, а на мое появление. Серега дал знать, что вспомнил меня и рад встрече. По мере всасывания вопроса в мозг, палец Сереги опускался все ниже, пока не скрылся в засаленном кармане.

– Кто? – невнятно переспросил он. – Кого ты назвал?

Я терпеливо повторил. На пьяных нельзя обижаться, их чистые, светлые помыслы и поступки почему-то воспринимаются трезвым человеком неадекватно.

Процесс обработки информации был мучительно долгим, как в компьютере устаревшей модели. Опасаясь, как бы мой новый приятель не "завис", я легонько стукнул его в плечо. И тут вдруг лицо Сереги искривилось, будто он выпил ацетона.