* * *
Лучше было бы вырубить во льду глубокую нишу, постелить палатку на снег, а на нее – кариматы. В пещере намного теплее и уютнее, чем в палатке, но Тенгиз, два раза тюкнув айсбайлем по ледовой стене, покачал головой и сказал, что рано еще ему могилу для себя рыть.
– Ставь палатку, а не болтай! – сказал он мне.
Для палатки балкон оказался маловат, две рястяжки не на чем было закрепить, и пришлось один край палатки обложить снежными "кирпичами", которые мы с Гельмутом нарезали маленькой лопаткой. Мэд под руководством Бэла тем временем разожгла примус и разогрела рис с мясом.
Ужин прошел при гробовом молчании. Тенгиз и Бэл отложили себе каши в пластиковые тарелки и, поднявшись на несколько метров выше, расположились на каменной площадке. Они сидели, свесив ноги вниз, и поглядывали за нами.
Глушков все еще не пришел в себя и от еды отказался. Он мне сказал, что не чувствует пальцев ног. Когда я стащил с него ботинки, то выяснил, что обувь все же немного маловата ему, и из-за этого кончики пальцев слегка "прихватило". Я стал растирать ему ноги, но это мало помогло. В моей походной аптечке, к счастью, были ампулы трентала и компламина, но они оказались замерзшими.
– Сунь в рот, – сказал я Глушкову, протягивая ему две ампулки, похожие на сосульки.
– Что это? Зачем? – вяло спросил он и, покачав головой, стал укладываться в спальный мешок. – Не хочу. Отстань от меня…
– Ты дурак, парень, – сказал я и тряхнул Глушкова за плечо. – В лучшем случае потеряешь пальцы. Тебе обязательно надо сделать укол.
Тенгиз, прохаживаясь у входа в палатку, загляывал внутрь и прислушивался к нашему разговору. Мэд сидела рядом со мной, пила маленькими глотками кофе и смотрела на малиновую вершину Эльбруса. Темно-синяя тень быстро подбиралась к ней и гасила еще полыхающий огонь, словно море заливало лавовый язык.
– Только не разгрызи, как леденцы, – предупредил я Глушкова, когда все-таки уговорил его, и он сунул за щеку ампулы. Мэд, зная, что Глушков не поймет ее, сказала, не отрывая губ от края чашки:
– Ты возишься с ним, как с маленьким ребенком.
– Это мой долг, – ответил я.
– Сейчас ты не начальник спасательного отряда, – тотчас возразила она, – а заложник.
Мне было тяжело дискутировать с Мэд по-немецки, и я предпочел молчание, хоть оно и было знаком согласия.
– Не надо брать в голову дурака, – сказал Гельмут, пристраиваясь вместе со своим спальником рядом с Глушковым. – Утро имеет больше мудрости, чем вечер. Спокойной ночи!
Понахватался русских поговорок, но правильно их произнести не может, – подумал я, кивком желая Гельмуту без нервных потрясений дожить до утра.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Madchen – девушка (нем.)
Господи, Стас! Помогите мне пожалуйста! (Здесь и далее перевод с немецкого).
Нет, я боюсь его. Он меня убьет.
Что же теперь будет? Бедный дедушка, он сойдет с ума, когда узнает, что со мной произошло.
Что она говорит?
Стас, что происходит? Что с нами будет?
Нет, нет, не надо, пожалуйста! Не трогайте его!
Сердце… Как сказать по-русски "сердце"?
Гельмут неверно процитировал стихи: "Сердце, сердце, что случилось, что смутило жизнь твою?" (Прим. ред.).