Александр Тамоников - Жаль, не добили

Он бормотал, что является законопослушным гражданином, никого не трогает, политикой не занимается. Может паспорт показать. Сердюк его фамилия, зовут Никанор, всем тут известен Ущербный он, и Ада его такая же. Жена толстеет не по дням, а по часам, а муж наоборот – в маковую соломку превращается. Нечего ему скрывать, он даже в колхозе числится.

Пока дядька бормотал и покрывался пятнами, Тамбовцев и Зинченко осмотрели хату. Сей процесс сопровождался недовольным ворчанием дородной дамы. В доме было чисто и пусто.

«Не там ищем», – красноречиво говорила физиономия Грекова.

– Признавайся, гражданин Сердюк, чужие с вечера были в селе?

Мужчина сделал страшные глаза, яростно замотал головой.

– Что вы, товарищи, не было чужих. Только свои, местные.

– Так и бандюки наверняка здешние, – заявил Тамбовцев. – Может, тряхнем его хорошенько, товарищ капитан?

Алексей с удовольствием тряхнул бы все село. Он считал, что бандиты вчера вечером не прошли мимо Выжихи, заглянули сюда. Их база, скорее всего, далеко в лесу. Тащить раненых в такую даль им не хотелось. Они устали, сами еле ноги волочили. Да и есть ли у них на базе медик и лекарства, чтобы врачевать огнестрельные ранения?

– Хлопцы из леса вчера в село не заходили? – Алексей пристально наблюдал за реакцией гражданина Сердюка.

– Никто не заходил, точно вам говорю. Мы с жинкой никого не видели. – Дядька определенно волновался.

Капитану даже жалко его стало. Возможно, лично гражданин Сердюк никого и не видел, но наверняка что-то слышал.

– В лесу вчера стреляли, были взрывы, – проговорил Кравец. – Вы должны были слышать здесь, в селе.

Этот субъект кретином не был, сообразил, что врать во всем – перебор. Он, проглатывая слова, пробормотал, что слышал вечером несколько выстрелов, потом взрыв. Но из дома не выходил, интереса не проявлял. Не его это дело.

– Жалко мне этих людей, – сказал Газарян. – Нервные, запуганные, между двух огней сидят.

– А ты не жалей, – отрезал Алексей. – Есть враг, которого нужно уничтожать. А о том, что чувствуют люди, мы позднее у них спросим. Есть доктор в селе? – обратился капитан к дядьке. – Врач, фельдшер, ветеринар, на худой конец?

Сердюк смутился, посмотрел по сторонам и ответил:

– Нет у нас врача. А фельдшер есть, Потап Криветко, он до войны во Львове учился. У него мать знахарка, травами лечит, жена повитуха. Он в конце села живет, в крайней хате.

– Весьма признательны, товарищ, – поблагодарил его Алексей. – А что у вас с председателем колхоза?

– А что с ним не так?

Капитан кивнул на правление.

– Пустовато там как-то. Заперто.

– А мы туда не ходим, не знаем. – Сердюк стушевался, начал кашлять, побагровел, насилу справился с собой. – Он живет за два дома до Криветко. Никодим Лановой его зовут.

Оперативники шли осторожно, держа на прицеле все те места, откуда могла вылететь пуля.

Как-то один ретивый полковник на совещании в МГБ предложил репрессировать все село, если в нем хоть кто-то оказывает вооруженное сопротивление Советской власти. Два часа на сборы и в Сибирь. Или в Казахстан целину поднимать. В большом селе инцидент – ссылать всех. В райцентре – хватать через одного.

Идея выглядела привлекательно, но не устроила высокое руководство. Какой-то минимум населения на освобожденных территориях все же требовался. Невозможно строить социализм в пустоте.

Бойцы услышали женский плач, переглянулись, ускорили шаг. На участке по правой стороне что-то происходило. У добротной хаты стояли несколько человек, в основном женщины в невзрачных жакетах и долгополых юбках. Одна из них рыдала в полный голос. Рядом с ней с ноги на ногу переминался мальчишка в штанах с дырявыми коленками.

Оперативники ускорили шаг, вошли на участок. Их появление не вызвало паники, только как-то съежились бабы, отрок шмыгнул носом. На земле лежал мужчина в мокрой одежде.

Красноармейцы заняли позиции у ограды. Остальные отправились дальше. Местные жители попятились, стали отворачиваться.

Над телом в истерике билась худая некрасивая женщина средних лет. Она никого не замечала. Ее горе перечеркнуло все остальное. Лицо покойника было синим, вздулось, походило на пузырь.

– Капитан Кравец, МГБ, – мрачно проговорил Алексей. – Кто-нибудь может сообщить мне, что здесь произошло?

Некрасивая женщина перестала плакать, поднялась, уставилась в пространство незрячими глазами, повернулась и, покачиваясь, удалилась в дом. Облизнула губы старуха, видимо, ее мать, засеменила вслед за ней. Светловолосый мальчишка вдруг тоже заревел, закрыл лицо ладонями и убежал за угол.