Алим Тыналин - Седьмой воин

Смотрел тускло, как Беррен крутится бешеным вихрем, круша ворогов. Будто не две, а десять рук у человека. Там, где пробегал Беррен, тати валились, как подрубленные.

А потом досада случилась.

Звякнула сабля у Беррена, сломалась пополам.

Та самая, особенная.

Остановился Беррен, изумленно посмотрел на обломок.

Закричал зычно, впервые Ерофей его услышал:

– Будьте вы прокляты!

И тоже впал в исступление. С голыми руками бросился на врагов. А потом пропал за массой сражающихся людей.

А я чего застыл, подумал Ерофей. Сжал крепче саблю, и опять ринулся в бой.

Тяжко пришлось, ох, тяжко. Раны болели, к земле притягивали.

Рубил Ерофей супостатов из последних сил. Сам еле отбивался. А когда невмоготу стало, опустился, задыхаясь, на одно колено. На саблю оперся. И заметил чуть поодаль Серке.

Кольчуга батыра в нескольких местах пробита, шлем и вовсе потерял. Обеими руками меч держал и разил татей одного за другим.

А потом застыл на месте.

Прямо перед Серке Кокжал стоял, ухмылялся. В правой руке сабля, в другой щит. Лицо кровью залито, повязка давно слетела.

На миг их закрыл всадник.

А когда отъехал, они уже бились.

У Кокжала сабля юркая, щит крепкий. Все удары батыра главарь на щит принимал. И все норовил клинком по руке или ногам рубануть.

Один удар Серке пропустил. Легкий такой, по плечу. Пошатнулся, но отскочил вовремя, не дал добить.

Тут еще двое конников на него наехали, зажали конями, сабли то опускались, то поднимались.

Не дело это. Помочь надо.

Поднялся Ерофей, кряхтя. И на него сразу пеший тать тут же набросился. Рядом очутился, зело не вовремя.

Еле отбился.

А когда шагнул снова к Серке, оказалось, что помощь не нужна. К одному всаднику в седло незнамо откуда прыгнул человек в черных одежах. Вонзил кинжал в шею. Старался удержаться в седле. Заки, конечно, кто же еще.

А второму Атымтай грудь копьем навылет пробил.

Так что, Серке опять вплотную Кокжалом занялся.

Плотно насел на вожака шайки.

Осыпал градом ударов.

Кокжал отбивался.

А затем пригнулся, швырнул щит Серке в лицо.

И успел рубануть по ноге.

Серке заругался.

Поскользнулся, упал.

Кокжал рванулся к нему, замахнулся.

И наткнулся на меч, вовремя выставленный батыром.

Меч погрузился в низ живота.

Кокжал тут же отодвинулся назад. Меч вышел из раны.

Схватил окровавленное лезвие одной рукой, отстранил, ударил саблей лежащего Серке.

По плечу.

Потом по руке.

И по груди.

Все норовил по голове попасть, но Серке змеей вертелся на земле.

А когда замахнулся в очередной раз, батыр вырвал меч из порезанной руки Кокжала.

Приподнялся, снова воткнул в грудь главаря.

Через проем в пластине.

Завыл Кокжал дурным голосом.

Изогнулся всем телом безмерно.

А затем ударил-таки Серке по голове, изловчился напоследок.

И повалился на батыра.

Серке ему в горло вцепился руками.

Завалил Кокжала набок.

Прикрыл глаза и потерял сознание.

Так и не отпустив горла ворога.

У Ерофея в юности пес был, тоже как-то в лесу с волком грызся, да и погиб точно также, сомкнув клыки на горле хищника.

Огляделся московит, ибо тишина вокруг, оказывается. Только сейчас и заметил.

Все за поединком наблюдали, и тати, и защитники. Причем лиходеев совсем малость осталась.

Ерофей поодаль палицу Таумана заметил. На земле валялась, рядом с телом какого-то толстого разбойника. Подошел, хромая, поднял.

Вернулся к главарям. Те валялись неподвижно. Ерофей замахнулся. Посмотрел на замерших татей. Опустил взгляд на Кокжала. Помедлил чуть, смотря в безумные глаза вожака. Прохрипел:

– Наша взяла, – и опустил палицу на голову Кокжала.

Раздался хруст. Брызнула кровь. Вместо лица у Кокжала появилась вмятина. Задрожал главарь в агонии, да и утих.

Ерофей поднял голову. Каждому татю в лицо пристально посмотрел. Поинтересовался:

– Кому еще охота?

Развернулись лиходеи, показали спины. Сначала один, потом другой, за ними остальные.

Понеслись прочь. Кто на коне скакал, кто пешим бежал.

Был бы жив Сасыкбай, каждого догнал бы да головы посносил топором.

Уселся Ерофей на землю, ибо ноги подогнулись.

Солнце высоко стояло. Жара невыносимая. Когда дождь пойдет?

Только через семь дней Ерофей смог встать на ноги. Лежал беспробудно. Раны затягивались, жена Ултарака их лекарственной смесью смазала. А еще два раза в день кибитку травой пахучей окуривала. Что за ворожба?