Владимир Гриньков - Я – телохранитель. Забыть убийство

— Значит, моя лекция вас не убедила?

— Я пропустил начало, — признался Китайгородцев. — Опоздал на полчаса.

— Я рассказывал в своей лекции о том, что гипноз как явление изучали великие учёные. Зигмунд Фрейд, Владимир Бехтерев, Иван Павлов. Вам эти фамилии о чём-нибудь говорят?

Отомстил за Ильфа и Петрова.

— Допустим, — сказал Китайгородцев.

— Как вы понимаете, такие люди не стали бы тратить время на фокусы, как вы изволили выразиться. Гении не размениваются по пустякам.

— Значит, вот эта девушка на сцене — она действительно спала?

— Это не сон! — отмахнулся Потёмкин с видом человека, раздражённого необходимостью растолковывать непосвящённому собеседнику столь очевидные для рассказчика вещи. — Гипноз — это особое состояние. Не сон, но и не бодрствование. Это другое.

— Она очнулась и спросила, что с нею происходило. Она действительно не помнила?

— Конечно! — уверенно сказал Потёмкин.

— И всё, что происходило вокруг неё — оно как бы не существовало?

— Да.

— Весь этот зал… Там было человек двести…

— Во время гипноза они для неё не существовали. Она не слышала их. И не видела.

— Но вас она слышала, — напомнил Китайгородцев.

— Меня — да. Гипнотический раппорт — так это называется. Гипнотизируемый практически полностью отключается от воздействий внешнего мира, но с тем человеком, который погрузил его в гипноз, у него сохраняется связь. Он его слышит, и он ему подчиняется. У академика Павлова есть даже теория на этот счёт: у загипнотизированного спит весь мозг, почти весь, за исключением маленького участка, который не заторможен, а напротив, чутко реагирует на голос гипнотизёра. Гипнотизёр как бы удерживает человека на верёвочке, не позволяет ему провалиться в полное беспамятство. Я думаю, что так и есть. Почти это же самое мне говорил и Орлов, он формулировал это так…

— Простите — кто говорил?

— Иосиф Орлов, знаменитый наш гипнотизёр. В семидесятые-восьмидесятые годы практиковал, выступал на сцене с сеансами гипноза. А что! Величина! Он работал со сборными СССР по лёгкой атлетике и по гандболу! Это что-то значит! Поверьте мне! Тогда с такими вещами не шутили! Так вот, он говорил, что когда гипнотизёр начинает работать со своим подопечным, от голоса гипнотизёра в коре головного мозга человека начинается торможение, и только какие-то отдельные участки остаются в возбуждённом состоянии. И вот они, эти участки, настраиваются на одну-единственную волну — на голос гипнотизёра. Это как радиоприёмник. Знаете? Вокруг нас в эфире — много-много всяких волн. А приёмник отлавливает одну-единственную. Ту, на которую его настроили. Голос гипнотизёра — единственное, что существует для загипнотизированного. Он ни времени не ощущает, ни того, что происходит вокруг него. Почти полное беспамятство.

Беспамятство — на это слово Китайгородцев среагировал. Потому что в последнее время ему приходилось думать об этом не раз.

— Скажите, а можно человека заставить что-то забыть? — спросил он. — Вот человек что-то знал… Что-то видел… а после гипноза всё напрочь забыл.

— Амнезия, — кивнул Потёмкин. — В принципе, возможно.

Он произнёс это легко и непринужденно, сразу же заметил, что его ответ Китайгородцева не впечатлил, и тогда он с вызовом поинтересовался:

— Или вам не очень верится?

Кажется, он был готов обидеться, но Китайгородцев не стал юлить:

— Я сидел там, в зале. А вы говорили… Ну, руки сцепить… Сильное напряжение… Никто не сможет расцепить, пока вы не прикажете…

— Ну! — с прежним вызовом бросил Потёмкин.

— И зритель, что сидел передо мной, руки легко расцепил, без всякого приказа.

Потёмкин усмехнулся.

— Даже у гипнотизёров экстра-класса, при самом благоприятном стечении обстоятельств, когда вроде бы всё получается, гипнозу люди поддаются избирательно. Есть те, кто в большей степени подвержен гипнозу, есть те, кто в меньшей. По своему опыту могу сказать, что молодёжь поддаётся гипнозу легче, чем пенсионеры, музыканты и поэты — легче, чем математики и физики. Это мозг. Там свои законы. Вот от пола не зависит ничего. Мужчина, женщина — без разницы. Но загипнотизировать можно любого! Лю-бо-го!

Для Китайгородцева это звучало, как приговор.

— И с амнезией — это вы тоже можете?

— Вот это — вряд ли.

— Почему?

— Я не всесилен! — сказал Потёмкин. — И амнезия эта, про которую вы спрашиваете… Я такого не умею, например. Ну что же, не каждому дано!