Сергей Самаров - Оранжевый снайпер

- Обязательно, эмир! Как только, так сразу и прибегу.

Ждать пришлось ещё почти пятнадцать минут.

Тем временем на верхней позиции разгорелся настоящий полноценный бой. Даже мины начали забывать и взрываться сначала перед позицией, а потом и прямо позади неё. Османов хорошо слышал этот грохот.

Когда мины рвутся впереди позиции это бывает страшно только для тех, кто в этот момент из-за каменного бруствера высовывается, чтобы очередь дать. Такого человека вполне может достать осколком. Но бойцы, как правило, сами бывают виноваты в этом. Ведь мину надо уметь слушать. Она летает с ужасающим воем. Услышишь такую, пригибайся, прячься за камни. Выстрелить потом ещё не раз успеешь, если от осколков надёжно укроешься. В противном случае тебе больше уже ничего делать не придётся.

А вот когда мины позади позиции рвутся это куда хуже, потому что бруствер тебя уже не закрывает. Удар осколка может прийтись не только в спину, прикрытую бронежилетом, но и в конечности или того хуже в шею или в затылок. При попадании в шею позвонки часто перерубаются и разрывается спинной мозг. Если осколок чуть в сторону уйдёт, в мягкие ткани, то рассечёт сосуды, снабжающие мозг кровью. Если же он угодит в затылок, то это дело совсем пропащее. Таких раненых вылечить в полевых условиях невозможно. Даже если бы в отряде был не санинструктор, а полноценный врач. Их даже в больнице хирурги не всегда могут удачно прооперировать.

Аль Салех приказывал когда-то не тратить патроны, не пристреливать таких раненых. Пусть их противник добивает или даже вывозит, расходует свои боеприпасы и средства. Всё равно это уже не жильцы. На допросе они ничего сообщить не смогут. Даже если случится чудо и их сумеют вылечить, допрашивать этих бедняг будет бесполезно. Эмир никогда ни с кем не делился своей информацией о своих намерениях. Если он иногда и упоминал о каких-то собственных соображениях, то только в разговорах с самыми близкими к нему людьми, которые особой болтливостью не отличались.

Мины продолжали рваться пока только на позиции защиты лагеря. Дальше федералы не стреляли. Они подозревали, что силы противника рассредоточены между двумя брустверами. Действительное место расположения основной части отряда было им неизвестно. Моджахеды были удачно прикрыты скалами и палатками.

Хорошо хоть, что у пограничников было при себе всего два восьмидесятидвухмиллиметровых миномётов. Это далеко не самый большой калибр. Боеприпасы особой мощностью не отличаются, да и количество их не особо велико, иначе пограничники могли бы всю заднюю позицию отряда попросту перепахать и засеять человеческими костями.

Джебраил прибежал к эмиру быстро, не прошло и пятнадцать минут.

- Есть проход! - заявил он громко. – Пробили! Очень удачно получилось. С трёх сторон эту дыру палатки прикрывают. С четвёртой хребет. Издали не видно.

- Все по своим джамаатам! - приказал эмир людям, собравшимся у него в палатке. - Без меня не спускаться. Подойду, посмотрю, потом дам разрешение.

Ушли все. Даже верный и услужливый Джебраил предпочёл не возражать и бегом направился к своему подразделению.

В палатке задержался только один человек. Это был Гази Магомед Муслимов, командир одного из джамаатов, верных Аль Салеху. Именно его сторонники погибшего эмира хотели видеть своим командиром. Этот мрачный субъект, который однажды перед телекамерой съел сырым сердце своего врага был весьма неприятен Меджиду Османову. Но с тем, что у Муслимова был самый богатый боевой опыт спорить было трудно. Он был в отряде с первых дней. Ещё до того, как тот попал в Афганистан.

- Ты хотел что-то у меня спросить? - натянуто поинтересовался Османов.

- Да. Я хотел поинтересоваться судьбой моджахедов тех пяти джамаатов, которые сейчас ведут бой. Ты желаешь их здесь оставить?

- Если успеют, то пойдут за нами. Если пограничники прорвутся, то времени у них не будет. Если уйти за нами не получится, то пусть попытаются прорваться через позиции спецназа военной разведки.

- Ты думаешь у них есть силы, чтобы прорваться через роту?

- Я думаю, что ты сумеешь в нужный момент подсказать мне как это сделать, - ответил Меджид, перебирая свои бумаги, не желая ничего важного оставлять противнику.

- Нет. Я с тобой не пойду! - заявил Гази Магомед. - Я со своим джамаатом останусь здесь и поддержу тех, кто ведёт этот неравный бой. Тут и погибну, как настоящий моджахед.

Бумаги выпали из рук Меджида Османова. Он был тронут до глубины души спокойствием Муслимова и его готовностью пойти на верную гибель и принять смерть. Однако желание Гази Магомеда шло вопреки приказу эмира. Это было откровенным актом неповиновения и подрывом авторитета Османова. Хорошо ещё, что разговор этот состоялся без свидетелей.