Иван Стрельцов - Волчья ухмылка

— Куда прешь, босота? — рявкнул мичман во всю мощь молодецкой груди. Он был преисполнен чувством собственной значимости и хотел продемонстрировать гражданским свою власть.

Мичман из команды обслуживания Военной гавани только сегодня вышел из отпуска и сразу же заступил в наряд. Христофорова, который утром сошел с фрегата, видеть ему еще не приходилось.

— Я спрашиваю, куда прем, любезные? — оскалился дежурный, сунув руки в карманы черных форменных брюк. Через секунду перед его лицом раскрылось служебное удостоверение чекиста, где под фотографией черным по белому было написано: «Начальник особого отдела при главном штабе ВМФ».

В армии и на флоте к особистам особое отношение. К тому же перед дежурным стоял не просто особист, а из главного штаба ВМФ.

Дав ему несколько секунд на осмысление ситуации, Христофоров проговорил с издевкой:

— Что, мичман, надоело служить на северном побережье Черного моря? Могу устроить южный берег Белого моря. Подходит такой перевод?

— Виноват, — вытянулся мичман, — товарищ капитан второго ранга.

— Виноватых бьют, — небрежно бросил Христофоров, направляясь к проходной. — Этот товарищ со мной, мы на «Забияку».

На территории гавани, чтобы пройти к фрегату, пришлось миновать еще один контрольный пункт. Но здесь были офицеры из экипажа, они пропустили Христофорова без проверки, а у его спутника потребовали предъявить документы. Глеб показал гражданский паспорт.

На пирсе было прохладно, пахло морской солью и водорослями. Кольцов глубоко вдохнул этот насыщенный воздух и произнес:

— Это же чистое здоровье, а я в гостинице должен сутками напролет дышать выхлопными газами.

— Ладно, не плачь, — усмехнулся Христофоров. — Тут суровый мужской коллектив, и жалеть тебя некому.

Он вяло кивнул матросу с автоматом на плече, потом поднялся не спеша по стальному трапу на борт фрегата, так же вяло выслушал доклад вахтенного офицера. Особист на корабле второй, а иногда и первый человек после капитана.

Затем они по металлической лестнице спустились в чрево боевого корабля. В узком коридоре было прибрано на совесть, стены аккуратно выкрашены в серую казенную краску, все блестящие детали надраены до блеска, металлический пол, по-флотски — палуба, сверкал чистотой.

По этому коридору мужчины прошли к кают-компании. Христофоров, прежде чем открыть металлическую дверь, обклеенную пленкой «под дерево», постучал, потом распахнул ее, пропуская гостя вперед.

Корабельная кают-компания была просторным прямоугольным помещением. В центре стояли длинный полированный стол и два десятка стульев с высокими спинками и резными подлокотниками. Стены были обиты бледно-фиолетовым в разводах велюром, по углам расположились кожаные глубокие кресла, между ними примостился массивный книжный шкаф. Как успел заметить Кольцов, на полках за стеклом была выставлена разная литература. Видимо, офицеры тащили книги из дому.

В красном углу за лампадой висели три иконы: Николай-угодник, Георгий Победоносец и недавно канонизированный адмирал Ушаков.

Командир фрегата, капитан первого ранга, ровесник гостя, встречал его без орденов и регалий, в повседневной форме.

— Вот, прошу любить и жаловать, Сергей Андреевич, мой хороший друг Глеб Кольцов.

— Масягин, — пожимая гостю руку, представился командир, потом громко произнес: — Вестовой, можете сервировать.

Два молодых, крепких на вид матроса, одетые поверх форменной одежды в белые поварские куртки, принялись быстро и сноровисто сервировать стол. Кольцов, разглядывавший за спиной Масягина большую картину в золоченой раме, где по бурному морю, рассекая волны, шел грозный линкор, поинтересовался:

— А что это за корабль?

— «Парижская коммуна», линкор. Перед Великой Отечественной войной командование ВМФ СССР решило усилить морскую группировку на Черном море. И передало на ЧФ один из трех балтийских линкоров. «Парижанка» обогнул Европу и прибыл в Севастополь, где и прослужил до того момента, пока лысый не отправил его под нож. В общем, и у нас получилось, как в первой части этой истории. Так сказать, преемственность поколений.

Когда стол был накрыт и все сели, Масягин, разлив водку по большим хрустальным рюмкам, поднялся со своего места в центре стола и поднял рюмку:

— Разрешите на правах хозяина предложить тост за преемственность поколений, чтобы мы были достойны памяти наших предков.

Все дружно чокнулись, выпили и с аппетитом принялись за закуску.