Андрей Воронин - Комбат. Между мертвыми и живыми

— Если понадобится, то схлестнусь — будь уверен.

— Ну ты, блин, даешь. Не расскажешь, что произошло? Или это бестактно?

Борис отрицательно покачал головой.

— Да нет. Ты слышал, что тут вокруг гостиницы «Арбат» происходит?

— А кто же не слышал.

Комбат коротко рассказал, каким боком он имеет отношение ко всей истории. Рассказал о своих находках, о том, что он первым понял, что вся возня напрямую связана с будущей покупкой гостиницы французами. И, наконец, рассказал о том, как в его номере под кроватью нашли винтовку.

— Да, красиво с тобой поиграли, — задумчиво сказал Самсонов. — Значит, думаешь, подстава с этой стороны?

— Ну, наверное. Вот я и хочу поговорить с этим иностранцем. А раз он катается на машине Сильченко, то получается, что как-то он с ним связан. Надо спросить. «Мерин» стоит в гараже загородного дома господина Сильченко. Вот и придется туда идти.

— Комбат, а может, не надо? Ты оттуда не вернешься!

— А как еще ты предлагаешь себя вести? Просто пойти в ментовку и сказать: «Дяденьки милиционеры, я ничего не делал, а все сделал злой француз!» Как думаешь, после найденной у меня винтовки они станут слушать?

— Не думаю.

— Тогда сделай милость, покажи мне загородный дом Сильченко. Дальше я попробую разобраться сам. Если все будет нормально — я напрошусь к тебе в гости, и мы отметим мое счастливое избавление.

— А если не будет?

— Оно и так уже ненормально. Хуже просто некуда. Так что терять мне совершенно нечего.

— Ну хорошо, тогда я покажу тебе этот дом. Только сначала заедем, я дверь заберу из мастерской. А потом съездим.

— С дверью?

— Будет маскировка. Ты когда-нибудь видел, чтобы шпионы и спецслужбы разъезжали в машинах с дверями на крыше?

— Никогда.

— Вот, считай, что это наш главный козырь. Нас примут за каких-нибудь дачников. И все будет как в сказке.

— Главное, чтобы «Перехват» не объявили.

— Ну, надеюсь, до этого еще не дошло, — ответил Самсонов.

Они забрали дверь, Борис помог положить ее на крышу и укрепить там. В таком необычном виде они выехали из города. И они, по словам Артема, были уже где-то совсем недалеко от дома Сильченко, когда впереди вынырнула с какого-то перекрестка здоровенная лакированная корма бронированного «мерседеса».

* * *

Рич восторженно хлопнул себя по коленям.

— Да, они заглотнули наживку!

Он мог бы еще продолжать свои восторги, однако в комнате был только он один, а показное веселье перед самим собой — не очень-то типичная штука для здравомыслящего человека.

Он нашел четверых недалеких ребят, научил их, что делать, выдал по две сотни баксов на руки. Затрата, в общем-то, мизерная. А пользы — до чертика. Эти придурки мало представляли себе, какие могут быть выплачены деньги за серьезное поручение.

Итак, сценарий завтрашнего дня ясен. Он уедет с их временной базы незадолго до налета. Предлог? Найдется. Гордин и остальные все еще слушаются его и считают, что он полностью на их стороне. Потому отъезд на пару-тройку часов проблем не вызовет. А потом Женере и его «солдаты» нападут на церковь. И вряд ли они будут вести разговоры. Да и Гордин со здоровяком Эдуардом тоже вряд ли расположены к сдаче без боя. Так или иначе, им кранты. Теперь только вопрос, как добраться до Женере? Он ведь наверняка захочет выбраться на ликвидацию Гордина. Значит, надо сделать так, чтобы он захотел поехать не туда, а куда-то еще. Но вот как? Француз — не дурак, его не вытащишь в нужное место просто так.

А если заставить его приехать в гостиницу? И там устроить очередное появление Черного Матроса! И пристукнуть его к чертям собачьим. Как, как его заманить без всех этих головорезов, которых приведет Сильченко?

Самое скверное, что француз не имеет уязвимых точек, его нельзя напугать и заставить подчиняться, надавив на какие-то рычаги. Женере опасен именно тем, что он одиночка. И во Франции тоже. Значит, нельзя похитить его родственников и заставить прийти, куда надо.

Рич остудил свой пыл. На такую работу никогда бы не назначили семейного человека. Семья, близкие люди — это не что иное, как ключики к любому замку. Там, где появляются личные привязанности — начинаются провалы и огрехи в деятельности.

Рич полагал, и вполне справедливо, что на государственную работу можно ставить только людей одиноких. Причем одиноких не по обстоятельствам, а с самого детства приученных к тому, что каждый окружающий — только вещь, инструмент. К инструментам нельзя привязываться, их нельзя любить. Это должно касаться всех без исключения. Особенно жестким должно быть табу на личную жизнь. Строго говоря, личная жизнь — это недопустимо для государственного деятеля. Только служебные, постоянно меняющиеся женщины. Или мужчины, если государственный деятель — женщина.