Иван Стрельцов - Спецназ не сдаётся

— Конечно, — поспешно подтвердил Анатолий. И для большей убедительности добавил: — Я там полкассеты снимков наделал.

— Хорошо, впоследствии они пригодятся для создания верной картинки. Дело в том, что наш главный «исполнитель» — пленный морпех из этого батальона.

— Почему сразу не сказал? — искренне возмутился Сафин. — Я бы навел о нем справки.

— Это излишне, — отмахнулся Тимур. — Там ведь тоже не дурачки командуют, кроме того, есть разведка и особый отдел. Все это могло создать лишние хлопоты.

— Хорошо, — согласился журналист. В конце концов, это задумка чеченцев, пусть что хотят, то и делают. Его волновал другой вопрос. — Что произойдет с исполнителем?

— Он погибнет сразу, как только выполнит порученное задание, — честно признался Тамерлан.

— А со мной? — Сафин, задав этот вопрос, уставился в лицо бывшего сокурсника, ныне работодателя.

— Ты создашь мощную сенсационную бомбу и продашь какому-нибудь информационному агентству. То, что получится грандиозный скандал, можешь не сомневаться, — ответил спокойно Тимур. На его лице не промелькнуло никаких эмоций, он говорил правду, а не выкручивался.

— Ну а после «взрыва» этой сенсации мне не понадобится скоропостижно погибнуть, как выполнившему свою миссию?

— Мы платим тебе пятьдесят тысяч баксов, потому что ты помогаешь нам осуществить нашу программу-максимум. Когда ты ее выполнишь, нам крайне важно, чтобы рупор «свободолюбивого народа» был в целости и сохранности, хотя бы для того, чтобы в будущем воспользоваться твоим «золотым пером». И к тому же ты главный наш свидетель в причастности к ликвидации российских спецслужб. Которые, кстати, не тронут тебя, потому что их интерес в твоей гибели будет виден невооруженным взглядом. Они будут искать доказательства обратного. Но им это вряд ли удастся, потому что после твоей «бомбы» слишком многие полетят со своих мест. А ты сможешь обратиться в посольство США с просьбой дать политическое убежище из страха мести спецслужб. И будь уверен, дадут.

— Черт, как же я этот вариант не просчитал? — почти шепотом произнес Анатолий. Чеченцам убивать его действительно не с руки. А вот политическое убежище — это реальный шанс. Тогда можно рассчитывать на Пулитцеровскую премию, после которой он спокойно может засесть за книгу, а еще лучше, за сценарий для Голливуда. А это уже совсем другая жизнь.

Несколько секунд Сафин молчал, Тимур по его отрешенным глазам видел, что он что-то лихорадочно соображает. Наконец Толик вернулся в реальность и, подмигнув хозяину бокса, весело произнес:

— Знаешь, друг Тимка, а не придать ли нам твоей операции красочное литературно-правдивое оформление?

— Готов выслушать любые предложения, — усмехнулся Тимур.

Три недели, проведенные в плену у боевиков, не прошли для Виктора зря. Каждое утро его вели по винтовой лестнице в тир, где он, изображая «косорукого урода», по-прежнему стрелял мимо мишени. Косолапо передвигался с пистолетом и зубрил наизусть расположение усадьбы и внутренних помещений. По вечерам, когда его запирали в камере, он до седьмого пота по четыре часа тренировался, отрабатывая наиболее эффективные приемы и связки. Только далеко за полночь он ложился на лежак и засыпал тяжелым сном без сновидений.

За три недели тренировок его тело вернуло прежнюю форму, четко обозначив рельеф мышц, хотя лицо осунулось и под глазами появились темные круги. Джавдет, контролирующий пистолетную стрельбу, заметил перемену в пленнике, истолковав ее по-своему:

— Кормят тебя хорошо, дают много отдыхать. Почему худеешь, как узник Бухенвальда? Боишься?

— Боюсь, — честно признался Виктор.

— Вах-х, не джигит, — брезгливо сказал Гонза, протягивая пленнику заряженный пистолет. Больше он не обращал внимания на худобу Савченко.

Этим утром было все как всегда. Двое автоматчиков из президентской гвардии привели его в тир. Невозможность унижения или физического рукоприкладства к пленному сделала конвоиров немного человечнее, они время от времени заговаривали с ним, и вскоре Виктор уже знал, что одного из них зовут Хохи, а другого Имрам.

В тире находился один Гонза Холилов, он сидел на металлическом столе, оперевшись правой рукой на толстую ляжку, деревянная кобура с «маузером» лежала под рукой. Косматая борода, тяжелый взгляд из-под мохнатых бровей делали его похожим на киношного басмача, от которого можно было ждать лишь мучительной казни. Но вместо объявления смертного приговора Джавдет произнес следующее: