Андрей Воронин - Слепой. Лунное затмение

— Тогда получается, — предположил прыщавый юноша, — что обещаемый конец света — это обязательно для всех?

— Ну а как же? Свет — это все, то есть все-все, включая людей. Но если вам так не хочется это осознавать, то можно посмотреть и, так сказать, с другой стороны, с конца. Если наступает конец света, будь то земля или просто свет солнца, то ни один человек не сможет выжить.

— Так что же это получается, — почти возмутилась бабуля-мумия, — никакой надежды пережить и потом внукам рассказывать?

Аудитория грохнула от смеха.

— Пожалуй, вы совершенно правы: никакой надежды, — с улыбкой заверил ее Игорь Леонтьевич.

— И вы так спокойно об этом говорите?! — стареющая дама в розовом с рюшечками платье мимоходом поправила прическу, почувствовав, что все уставились на нее. — Как будто вам-то это не угрожает, как будто вы владеете секретом, который вас спасет.

— Может быть, — лектор улыбнулся еще шире и еще приятнее.

Его глаза излучали счастье единственного обладателя тайного знания, такого знания, которое ставит его намного выше всего человечества, того знания, о котором мечтали все эти люди, собравшиеся сейчас перед ним, которые кто скептически, а кто и с неискоренимой верой внимали его словам и намекам.

— Может быть, — повторил он, но в его интонации слышалось «конечно, конечно». — Но спасет от чего? Давайте начнем с этого. Итак, мадам, от чего спасет?

— От конца света, конечно. Мы же об этом говорим?

Мужчина, похожий сейчас на демона со всей его идеальностью костюма, прически, манер и вдобавок еще с отблеском в глазу тайного знания о конце сущего, снова уселся на столешницу.

— Скажите мне, милая дама, как, по-вашему, я буду себя чувствовать, если останусь один-одинешенек во Вселенной, где нет ни моего дома, ни других, подобных мне? Я что же, буду бродить одинокий по пустынной земле и питаться корнями деревьев, весь ободранный, исхудавший, усталый? И пределов моему отчаянью не будет, потому что надежды найти хоть одну душу не останется, а один я и не смогу и не нужен этому миру.

— Так мы и все вместе не нужны этому миру, — буркнул пожилой мужчина, который сидел ближе к задней стене зала, — мы для него только скопление вредителей, бактерий или вирусов. Мы ему давно мешаем, поэтому он и намерен от нас избавиться. Наша же задача — сохранить вид, сохранить максимум, который будет способен самовоспроизводиться.

Игорь Леонтьевич прищурил один глаз, внимательно уставившись на человека.

— А зачем нам это, не скажете?

— Скажу, — согласился мужчина. — Основной инстинкт. То есть инстинкт самосохранения. Вы же о нем и говорили. Как он есть у новорожденного, так он есть у каждого человека и у всего человечества в целом. Один на всех. Коллективное бессознательное. Если нам грозит смерть, мы будем — пусть в последний момент, но все вместе бороться за выживание. Помиримся, объединимся и интуитивно что-то предпримем.

Лектор нахмурился и почему-то нервно заходил по аудитории от двери к окну, от окна к двери и обратно.

— И знаете, все человечество в целом в корне не похоже на одного человека, так что вы зря сравнивали, — разошелся как кипящий самовар мужчина.

— Да ну?! — злобно оскалился великолепный Игорь Леонтьевич.

— Ну да. Один человек, потеряй он руку или ногу, не сможет самостоятельно регенерировать. Я сказал: «самостоятельно». А общество вообще, если даже три четверти, пять шестых его исчезнет, может восстановиться без вмешательства извне. И еще: один человек живет, окруженный другими ему подобными. В случае беды каждый из нас может рассчитывать на братскую руку помощи. Человечество в целом — одиноко. Вот такой вот парадокс. Человек — один и беспомощен как единица, но окружен потенциальной помощью. Человечество — одиноко во внешней среде, но вполне самодостаточно.

— Интересное наблюдение, — не мог не согласиться лектор.

— А к чему вы клоните, уважаемый? — пискляво поинтересовалась бабуля-мумия.

— Да сам не знаю, если честно. Но если уж вы полагаете, уважаемая, что ваше личное счастье случится тогда, когда вас не заденет общая беда, то, возможно, вы ошибаетесь. Вам придется работать за всех тех многих, кто уйдет с этой планеты. Так что в ваших интересах надеяться на то, что вас тоже накроет. Мой вам совет: поспешите занять очередь в числе первых. Меньше беды увидите. Меньше пострадаете на прощание.

Группа слушателей затаилась в глубокой задумчивости. Игорь Леонтьевич решил, что настал как раз удобный момент, чтобы вернуть себе бразды правления, и вышел на середину зала перед аудиторией. Сложив руки перед грудью и еще для большего впечатления сцепив пальцы замком, он сказал: