Андрей Воронин - Слепой. Лунное затмение

Еще до того, как группа приехала на назначенное место встречи, на Кудракова повесили микрофон. Весь разговор не только был хорошо слышен Потапчуку и его команде, но и записывался.

Геннадий Владимирович, после того как нагородил достаточно небылиц про то, что Таранков до сих пор не имеет понятия о местонахождении дочери, спокойно достал документы и запросто отдал их Петрову. После первого же взгляда на бумаги нескрываемое нетерпение Дмитрия Степановича испарилось с его лица так же быстро, как вода испаряется с раскаленного камня. Он зло и даже жестоко уставился на Кудракова. Сверлящий взгляд из-под бровей мог бы испепелить любого, кто попал бы в прицел. Но Геннадий Владимирович не дернулся ни одним мускулом, как будто был с ног до головы окутан мощнейшим иммунитетом к этому взгляду.

— Ты чем-то недоволен? — нагловато спросил он.

— Ты еще спрашиваешь?! — прошипел Петров. — Это все ксерокопии.

— Истинная правда. Спорить не стану.

— И что ты хотел этим сказать?

— То, что бумаги готовы, но получишь ты их только после того, как перечислишь обещанную мне сумму плюс обещанный гонорар Таранкову на мой счет. Ты его знаешь.

— Сначала документы!

— А вот фигу. Делай что хочешь. Сначала деньги, потом стулья. Позвонишь, как справишься.

И он развернулся, чтобы отправиться в теплую компанию сотрудников федеральной безопасности. Сейчас он предпочитал ее.

— Стой! — потребовал Петров.

Геннадий Владимирович остановился и тут же повернулся, изобразив на лице само внимание.

— Как скоро ты принесешь мне документы после того, как я перечислю деньги?

— Правильный вопрос, Дима. Скажу честно, раз уж ты спросил. Я не держу их при себе. Мало ли что! Вдруг ты решишь меня выследить и убьешь, чтобы завладеть своей мечтой. После того как я получу деньги, мне понадобится день, чтобы достать их. Они даже не у Таранкова. Петр больше не участвует. Он плохо себя чувствует. Кстати, я боюсь за его здоровье, он действительно плох. Два раза за прошедшую неделю вызвал «скорую» из-за сердца. Если старик отбросит копыта, тебе будет сложно. Денег нет, а девушка — на руках. Ты же не сможешь убить это нежное существо? В конце концов, она — достояние страны. Ты в курсе, кстати?

— Мне плевать. Я смогу ее убить, не сомневайся. Так что скажи своему Таранкову, чтобы потерпел. Деньги перечислю.

— Славно. Надеюсь, следующая наша встреча — чтобы передать документы — будет последней. Меня уже тошнит от твоей морды.

Петров хмыкнул, но ничего не ответил.

Кудраков тоже молча повернулся и растворился в толпе.

Слепой со своего места прекрасно видел, как у Кудракова едва не подогнулись ноги, когда он чуть отошел и уже мог считать, что исчез из поля видимости Петрова. Он не слышал разговора мужчин, но прекрасно понимал по их движениям, каков градус напряжения между ними и кто ведет партию. Глеб улыбнулся, мысленно поздравив Кудракова с победой.

— Теперь, Гена, можешь расслабиться. Сейчас мой выход, — сказал он сам себе и включил зажигание.

Петров был вне себя от бешенства. Он не ожидал такого хода от безвольного и трусливого Кудракова, но пришлось проглотить, что есть. Выбора у него, собственно, не было.

Дмитрий Степанович склонился над открытым окном какой-то машины у обочины. Мужчины обменялись несколькими фразами, и Петров уселся на заднее сиденье. Водитель включил левую поворотную лампочку, машина сделала попытку встроиться в автомобильный поток.

Глеб тронулся сразу, когда увидел, что его объект готов уехать. Он притормозил около петровской машины, тормознув поток за собой, дав таким образом возможность автомобилю выехать на полосу. Водитель даже поморгал в знак благодарности аварийкой.

— Не за что, — ухмыльнулся Глеб.

Теперь у него была возможность с близкого расстояния понаблюдать за Петровым. Тот сделал несколько звонков. Первый — нервный. Мужчина импульсивно размахивал руками, внимательно слушал, ерзал, жестикулировал, явно уговаривая или убеждая кого-то. В конце концов, он выключил связь и обреченно откинулся головой на спинку своего заднего дивана. Через минуту мужчина позвонил еще куда-то. На этот раз никаких ярких эмоций его спина и затылок не демонстрировали.

Оборотень с предельным интересом смотрел из-за своего киоска на брата. Мысли путались в голове. С одной стороны, он сравнивал свои воспоминания с тем, что видел, с другой — находя серьезные отличия, прежде всего в характерных манерах, он сомневался, что это Митяй. Кроме того, парню хотелось знать, о чем сейчас брат разговаривает с этим мужчиной. Только он просчитал, как аккуратно обойти киоск и подойти к мужчинам сзади Митьки, чтобы он не видел (а второй-то никак его не узнает и ни в чем не заподозрит), и стать спиной поодаль, чтобы хорошо слышать, как мужчина, который пришел на встречу, достал пакет бумаг и протянул их собеседнику. Дмитрий, взглянув на них, довольно быстро, не скрывая раздражения, вернул их. Оборотень теперь не думал о том, чтобы перемещаться куда-то, он превратился в само внимание. Он подумал, что, возможно, эти бумаги — это как раз то самое, что хочет найти Столыпин. Можно было отправиться за пузатым, забрать бумаги, отдать их Игорю и освободить таким образом брата от преследований. Но тогда, решил парень, он снова потеряет брата. А вот бумаги, похоже, скоро все равно снова всплывут рядом.