Андрей Воронин - Комбат. Идеальное вторжение

В охмурении врачей клиник Жирносек не стал полагаться на хорошо подвешенный язык и принадлежность к касте медицинских работников. Он запасся подарками, как в некоторых кругах деликатно именуют взятки. Подносил их Богдан Ильич просто виртуозно. Он умел так естественно повести себя, найти такие слова, что одариваемый забывал о том, чем вызвано подношение. Взятка казалась человеку справедливой оценкой его выдающегося труда на благо человечества и только. А сопровождавшая взятку просьба словно возникала между делом и не имела к подношению никакого отношения.

Но и такой ловкий подход иногда давал осечки. Однако вины докторов в том не было. Просто некоторые больные категорически запретили пускать к себе посторонних людей.

Первой жертвой Богдана Ильича оказался глубокий старик, имевший целый букет тяжелейших болезней. По большому счету можно было сказать, что он умирал от старости. Вид старца удивил Жирносека. Даже посредственная квалификация Богдана Ильича позволяла определить, что старик уже лет десять дышит на ладан. Как же ему в таком состоянии удавалось зарабатывать деньги? Жирносек не знал, что до недавнего времени капиталы принадлежали единственному сыну больного, шесть лет тому назад потерявшему в автокатастрофе жену с дочкой. А еще через два года неизвестные застрелили самого сына.

Богдану Ильичу пришлось использовать весь свой дар убеждения. Поначалу старик долго не мог понять, чего хочет от него новый доктор. Услышав слово «заморозка», он решил, что ему хотят удалить зуб и, на секунду открыв рот, сообщил:

— Обе челюсти вставные, рвать нечего.

А когда уяснил суть предложения, искренне возмутился:

— Еще чего! Я тебе не мамонт, чтобы меня замораживать!

Но Жирносек не отставал. Он решил воспользоваться одним обстоятельством, с его точки зрения, имевшим громадное значение. Всю жизнь старик провел в бедности и лишь перед смертью стал обладателем крупного состояния. Но потратить его мог только на лечение и богатые похороны. Заморозка сулила иные, куда более радужные перспективы. Пробудившись и омолодившись, старик мог найти более приятное применение своему богатству.

Богдан Ильич настойчиво долбил в одну точку, ловко заходя с разных сторон, и клиент начал дозревать. Но решающей стала оговорка Жирносека, за которую он даже мысленно успел себя упрекнуть. Богдан Ильич ляпнул насчет похорон, о чем говорить с тяжело больными людьми по врачебной этике категорически запрещено. И тут старик неожиданно запричитал:

— Ой, горе-то какое! У меня же все умерли. И жена, и сынок единственный, и внучка. Друзья, с которыми мы встречались, тоже умерли, я почти всех пережил. А кто еще остался, еле ходят. Кто же меня проводит на тот свет, кто помянет добрым словом? Даже гроб мой будут чужие люди нести. Ладно, давай свою заморозку. Все равно, не жизнь у меня, а сплошные мучения. А вдруг на самом деле лет через пятьсот разбудят?

Так Жирносек заполучил первого клиента. За вторым пришлось ехать к тому домой. Мужчина, тоже достаточно почтенного возраста, страдал болезнью Альцгеймера. Поэтому Богдан Ильич львиную долю времени общался с его безутешными родственниками. Уныние которых, насколько он понял, прежде всего было вызвано тяжелым состоянием больного и его старческими капризами. Например, он категорически отказывался пользоваться услугами сиделки. Недавно мужчина окончательно слег, и этот факт сильно напрягал его прямых наследников. Были они людьми избалованными, холеными, поэтому вынос судна и смена подгузников как-то не вошли в число их любимых занятий. Жирносек тут же родню припугнул:

— Болезнь Альцгеймера иногда затягивается лет на десять, человек медленно угасает, постепенно теряя память и рассудок. Сейчас у больного еще хватает соображения попросить судно, но очень скоро он начнет ходить под себя. Кроме того, он перестанет самостоятельно есть, придется кормить его с ложечки. Да вы сами почитайте в Интернете об этой жуткой болезни, а то подумаете, будто я вас пугаю. Ничего подобного. Иногда больные вытворяют такое, что волосы дыбом встают. Так что вам имеет смысл морально подготовиться. Или выслушать мое предложение.

Родственники предпочли моральную подготовку оставить до лучших времен и с нетерпением уставились на Жирносека. Богдан Ильич не стал расписывать прелести жизни человека, очнувшегося после заморозки. Зачем, если окружившие его люди имели все здесь и сейчас. Включая нормальное здоровье. Он рассказал несколько реальных историй людей, страдавших болезнью Альцгеймера. О том, как один страдалец, оставленный без присмотра, случайно нашел зажигалку и устроил пожар. А другой ни с того, ни с сего ударил ножом ухаживавшую за ним жену. Третий же вдруг потребовал нотариуса и полностью изменил завещание, отписав все наследство своей школьной любви. Даже вспомнил ее фамилию, что, впрочем, не сильно удивительно. При такой форме заболевания люди напрочь забывают о дне сегодняшнем, но хранят память о событиях давно ушедших лет.