Андрей Воронин - Комбат. Идеальное вторжение

Фитиль заметил, как загорелись глаза Жирносека, но врач тут же резонно заметил:

— Если у человека много денег, вокруг него суетятся толпы докторов. Прежде чем уговаривать его, надо будет как-то пробиться через эту свору.

— Пробивку я возьму на себя, — небрежно махнул рукой Фитиль.

Он понял, что сделал удачный выбор. Фитиль разбирался в людях и видел, насколько Жирносек отличается от Комарова. Ученый тоже любил деньги, но для него существовали определенные моральные условности, существенно ограничивающие дееспособность Комарова с точки зрения бандита. У Жирносека имелся единственный тормоз — боязнь за собственную шкуру. В остальном действия врача определяла сумма вознаграждения. Убивать людей его не заставишь — трусоват, но заплати хорошенько, и Жирносек без нравственных мучений отправит человека в лапы киллера, уверяя, будто там, за углом, его ждет новая счастливая жизнь. Лучшего расклада Фитиль не мог пожелать. Ведь, будучи руководителем центра, Жирносек мог понять, что на самом деле антифриз является смертельным ядом. Он же как-никак врач! Но даже если Жирносек все поймет, он промолчит из боязни потерять хороший заработок. Конечно, эта сволочь тут же придумает себе отмазку на тот случай, если обман с антифризом раскроется, и станет валить на Фитиля с Комаровым. Мол, я устроился в центр, когда прошли испытания антифриза, его действие на животных не проверял, доверившись заключению ученых, и виноват лишь в том, что согласился облегчать страдания умирающих людей. Но Фитиль не мог его в этом винить — сам был таким.

Договорившись с Жирносеком, Фитиль отправился к юристу. Тот долго копался в справочниках, мучительно размышлял и, наконец, сообщил:

— В российском законодательстве прецеденты отсутствуют. Вопрос в том, как преподнести вашу… э-э-э… деятельность. Если считать ее убийством, то и последствия будут, как в случае всякого убийства. Эвтаназия у нас запрещена, и даже если человек добровольно согласился на собственное умерщвление, его убийцы будут преследоваться согласно закону. С другой стороны, формально человек не умер, хотя и живым его трудно назвать. Вот если бы вы оттаяли кого-то из замороженных и он воскрес, тогда любой суд стал бы на вашу сторону.

— Как я могу оттаять человека, если его запрещено замораживать? — резонно спросил Фитиль.

— Да, к сожалению.

— Но в США заморозку приравняли к глубокому и очень долгому сну.

— Это кардинально меняет дело, — обрадовался юрист. — Вы знаете, в нашем деле любые формальности имеют громадное значение. Если человек напишет бумагу, что добровольно погружается в глубокий сон, ему будет очень трудно помешать. Даже невозможно. В нашей стране, знаете ли, сон — личное дело каждого гражданина. Скажу вам больше. Доктора имеют право назначать человеку снотворное. Отсюда и заморозку можно будет прописывать, как восстанавливающую медицинскую процедуру. Да, положительный эффект гарантировать трудно, кто знает, что ждет человечество в будущем. Но и сейчас любой врач не может с уверенностью поручиться, даст ли назначенное им лечение положительный результат. Человеческий организм — штука очень сложная и капризная. И последнее. Большинство новых лекарств испытываются на добровольцах. А все ваши клиенты будут соглашаться на заморозку добровольно. То есть их можно считать людьми, испытывающими новый метод лечения. Итого, со всех позиций к вам будет очень трудно подкопаться. Ознакомившись с приведенными мной доводами, юридически грамотный истец немедленно отзовет свое заявление.

После консультации Фитиль со спокойной душой взялся за осуществление своего грандиозного плана. В деловом здании неподалеку от Садового кольца он снял под офис небольшую комнату. Скромное помещение должно было внушить родственникам усыпающего приятную мысль: фирма обходится без показной роскоши, все деньги уходят на правильную и бесперебойную работу морозящих агрегатов. Кстати, без претензий и особо не ломая голову Фитиль назвал свое детище «Новая жизнь».

Тем временем люди Фитиля нашли в ближнем Подмосковье заброшенное хранилище. Его в спешном порядке отремонтировали и перепланировали. Большую часть занимал просторный зал, в котором стояла одна-единственная морозильная камера. Но Фитиль надеялся, что со временем здесь будет множество таких камер. К залу примыкала операционная, а рядом находились комната для персонала и приемный покой. Работы шли в ударном темпе, так как Фитилю надо было выполнять данное Бандерлогу слово.