Александр Тамоников - Смерть под уровнем моря

Все остальные понуро молчали.

— Нам платили в среднем по шестьдесят марок, — опустив голову, сказал Сурков. — Не до шику, но на жизнь хватало. Руководство получало больше, рядовые сотрудники — меньше.

— Аркадий Петрович все свои сказочные богатства тратил на то, чтобы нас прокормить, — пробормотала Матильда Егоровна. — Покупал какую-то одежду моей старенькой маме, добывал дефицитные лекарства.

Капитан чувствовал себя неловко. Он скомкал беседу и покинул компанию.

Завершался очередной день. В лагере догорали костры, гремели ведра и котелки. Партизаны расползались по норам.

— День прошел, да и хрен с ним, — выдал где-то поблизости неугомонный Чернуля. — Завтра наши в наступление пойдут. Отвечаю, мужики. У меня видение было.

Вадим завернул за скалу, пролез через кустарник и спустился в овраг, по дну которого протекал ручей. Он сполоснул лицо, вытер руки о штаны и удрученно покачал головой. Мол, упростились вы до предела, товарищ капитан. Потом Сиротин сел на поваленное дерево и закурил.

Сквозь перекрещенные ветки подглядывала луна, тихо журчал ручей под ногами. Суета партизанской жизни здесь совсем не чувствовалась. Он даже отключился на пару минут. Вздрогнул, когда поблизости переломилась ветка.

— Простите, это я. Вы позволите присесть рядом?

— Да, Юля, пожалуйста. Вам не пора спать?

— Скоро пойду. Пока не спится.

Она сидела рядом, скромно сложив руки на коленях. В лунном свете прорисовывались курносая мордашка, запавшие глаза. Отмытые волосы венчал берет, натянутый зачем-то на самые уши.

— Вы не смущайтесь, курите, — прошептала девушка. — Я привыкла дышать табачным дымом. Немцы не церемонились, когда приходили в музей. Не все, конечно. Даже среди них встречались воспитанные люди. Мне кажется, вы хотели что-то сказать, но не решились в присутствии Аркадия Петровича. — Она повернула к нему лицо.

В глазах ее поблескивал печальный лунный огонек.

— Теплоход «Карл-Теодор» разбомбила советская авиация на полпути между Крымом и Румынией, — не стал он кривить душой. — Теплоход затонул вместе с пассажирами и грузом.

— Боже мой! — Юля закрыла лицо руками и застыла.

— О судьбе второй части коллекции ничего не известно. Есть серьезное опасение, что немцы вывезли ее на подводной лодке. Но подтверждений пока нет.

— А если не вывезли? — В глазах ее блеснула искорка и погасла. — Скажите, Вадим, это можно как-то уточнить?

— Сходить в порт и спросить? — Он пожал плечами. — Боюсь, Юля, что задачка сложнее, чем кажется.

«Но нет ничего невозможного», — вдруг подумал капитан, чем крайне удивил самого себя.

— Да, это глупо, немцы не станут ждать. — Юля погружалась в оцепенение. — Мы ни в коем случае не должны это говорить Аркадию Петровичу. Такие новости его убьют. Значит, все было напрасно. Два с половиной года мы пытались сохранить коллекцию, пусть не всю, но самую значительную часть. Нам многое удалось. Мы часто шли наперекор совести и страху.

— Я постараюсь все выяснить, Юля, — сказал Вадим и снова удивился своим словам.

Она недоверчиво посмотрела на него и сказала:

— Спасибо, Вадим. Будет хоть какая-то определенность. Знаете, почему-то я верю вам. Мне кажется, что вы не такой, как другие. Но я могу, конечно, ошибаться, принять за реальность ваше напускное сочувствие и желание помочь. — Она смутилась и отвернулась.

Ему самое время было возразить, но он молчал.

«Вдруг мои опасения оправданны и этот капитан — обычный пустобрех? Когда все закончится, именно он будет первым, кто призовет к суровому ответу весь коллектив музея, посмевший сотрудничать с немцами?» — раздумывала Юля.

— Вы прожили в оккупации больше двух лет, — сказал Вадим. — Как так получилось?

— А куда мне было деться? — Девушка с надрывом засмеялась. — Полуостров Крым — та же самая подводная лодка. Нарубить деревьев, связать плот и уплыть на нем? Наверное, я слишком ответственная, не могла бросить Шабалдина и музей, до последнего выполняла свои профессиональные обязанности так, как их представляла. У меня нет родителей. Аркадий Петрович стал мне за отца, квартирка на Грибоедова — домом. Я влюбилась в Крым, когда приехала сюда в начале сорок первого. Не надо мне Москвы и Ленинграда. Пришла во дворец в свой первый рабочий день и обомлела.

«Да уж, девушка явно не пролетарских кровей», — подумал Вадим.

— Ходила по залам, разглядывала картины и вдруг отчетливо поняла, что здесь мое призвание и ничего другого не будет. Когда пришли немцы, мы уже приготовились к расстрелу. Но нет, обошлось. Всех собрал так называемый бургомистр Сидор Караваев. Он переметнулся к немцам, а до войны работал в горисполкоме по хозяйственной части. Дескать, германское командование оказывает вам невиданную честь. Музей должен работать. Штат сокращается, каждому придется трудиться за троих. У всех будут пропуска, надежные охранные документы, стабильная зарплата и даже социальные льготы. Взамен германское командование требует добросовестной работы на благо рейха. Аркадий Петрович молодец. Он выбил для нас документы, аналогичные тем, что получали фольксдойче — этнические немцы, проживающие на оккупированных территориях. То есть нас теоретически не могли схватить, бросить в лагерь, расстрелять без причины, подвергнуть на улице насилию. Документы с особой меткой, понимаете?