Они отходили, отстреливаясь. Кажется, подожгли кого-то еще из немцев. Потом опять выползла эта проклятая «пантера». Дважды Витяй чудом уворачивался от ее снарядов, предчувствуя траекторию их полета, наверное, спинным мозгом. По крайней мере, логики во многих своих маневрах он не находил ни тогда, ни сейчас. Это уже были даже не опыт и не расчет – только интуиция и везение. Выбора не оставалось – нужно было выходить из боя. Снаряд все-таки догнал их уже в тот момент, когда «тридцатьчетверка» почти нырнула за ближайший косогор.
Маневрированием сбить пламя не получилось. Загнав танк в свежую воронку и развернув его в сторону противника, Коломейцев приказал экипажу покинуть машину. Им удалось потушить пожар, но «тридцатьчетверка» осталась обездвиженной. Лейтенант распорядился приготовить к бою личное оружие, гранаты и занять круговую оборону.
Противник, однако, преследование дальше не повел. Так возле танка их и обнаружила подошедшая наша пехота. Раненых отправили в санчасть, машину в ремонт, а лейтенанта Коломейцева прямиком из расположения батальона срочно вызвали в особый отдел. Комбат сообщил, что вынужден отстранить его от командования взводом и даже временно снять с машины. Развел руками:
– Черт их разберет, Витяй. Может, какая-то там новая метла завелась, метет по-новому…
Коломейцев отнесся к последовавшему разбирательству тогда довольно спокойно.
– Объясните, как получилось, что танковая рота погибла целиком и только вы с экипажем уцелели? – задали вопрос Коломейцеву особисты.
Личное оружие между тем не отобрали. Это был обнадеживающий признак. На столе были письменные принадлежности и бумага.
Витяй хмыкнул и уселся писать подробный отчет об их действиях за последние сутки.
– Сомнительная история, – недоверчиво покачали головами в особом отделе, внимательно изучив написанное. – Будем проверять.
Пока Коломейцева отпустили.
– Так чего им надо? – задал он вопрос комбату по возвращении.
– Плюнь и отдохни пока.
– И все-таки?
– Честно?
– Конечно.
Тот поморщился:
– Хотят пришить трусость и самовольное оставление поля боя.
Витяй и это воспринял без излишнего драматизма. Только пожал плечами:
– Пусть поговорят с ребятами и осмотрят место.
Так и произошло. Вызывали и допрашивали поодиночке всех остальных уцелевших участников столкновения. Фронт продвинулся вперед, а еще через пару дней Корсунь-Шевченковский, или, как его еще называли, Черкасский котел, прекратил свое существование. Официально было заявлено, что находившиеся в нем немцы либо уничтожены, либо пленены. Правда, признавалось, что незначительной части неприятельской группировки удалось вырваться из окружения. Ее количество и состав не уточнялись. Бои в этом районе закончились. С сотрудниками особого отдела Коломейцев отправился под Ольшану. Сгоревшие танки – наши и немецкие – стояли на снежной равнине и ближайших косогорах. От них еще тянуло гарью. Походили по перепаханному гусеницами и разрывами снарядов полю. Особисты делали какие-то пометки в своих бумагах, что-то чертили, сверяли. А Коломейцев стоял у подбитых «тридцатьчетверок» Терцева и Малеева, переводя взгляд с задраенных башенных люков на низкое и серое февральское небо…
Потом приехала похоронная команда. Подошел тягач сборщиков подбитой техники – старая восстановленная «тридцатьчетверка» со снятой башней. Люки сгоревших танков отдраили, в плащ-палатки завернули обугленные останки со скорченными конечностями, к пригодной для восстановления технике завели тросы. Витяй развернулся и медленно побрел обратно по полю, едва выдергивая с каждым шагом сапоги из вязкой оттаявшей жижи…
Вердикт вынесли на следующий день. Коломейцеву сообщили, что его показания проверены, подтверждаются фактами и показаниями других участников событий. Он получил новый танк и был восстановлен в должности командира взвода. Танк сгорел через неделю в очередной атаке. Раненного в руку и плечо лейтенанта Коломейцева отправили в тыловой госпиталь. В его фронтовой эпопее на три месяца наступил перерыв. В госпитале на комиссии, освидетельствовавшей выздоравливающих, Витяй попросил снова направить его в свою бригаду. Однако вместо этого к лету 1944-го как пока что ограниченно годный после ранения лейтенант Коломейцев был назначен начальником склада ГСМ в 267-й отдельный автотранспортный батальон 2-й гвардейской танковой армии.
– Повезло тебе, парень, – доверительно сказали ему в кадрах. – Зацепишься на такой должности – не придется больше в ваших коробках гореть. Глядишь, и живой останешься.
Читать дальше