Евгений Сухов - Запад в огне

— Крепче его держи, — надавил на его плечи подбежавший Романцев, — а то вырвется! Вроде бы худосочный, а сколько в нем силы!

Парень вырывался, что-то громко кричал, проклинал нападавших и никак не давал себя связать.

— Товарищ капитан, может, просто пристрелить его? — вполне серьезно предложил Ерошин. — Чтобы без хлопот.

— Не стреляйте в него! — истошно завопила девушка. — Берите меня, я сдаюсь! — Подскочив к бойцам, она принялась лупить по их спинам. — Оставьте его! Оставьте!!

Григоренко не без труда оттащил в сторону сопротивлявшуюся девушку.

— Да успокойся ты, наконец! Никто ничего не сделает твоему хлопцу. Уймись! — тряхнул он ее за плечи. Голова девушки дернулась, а старлей, поймав ее взгляд, полный ненависти, невольно отшатнулся и проговорил: — Не девка, а сущая ведьма!

Парня, наконец, одолели: двое бойцов крепко держали его за руки, подняли с земли. Он тяжело дышал, из разбитой губы на узкий подбородок, едва изведавший остроту бритвенного лезвия, стекала струйка крови.

Романцев внимательно посмотрел на задержанного. Его встретил спокойный взгляд — ненависть запрятана глубоко внутри. Вызывающей выглядела только молодость, не страшившаяся быть прерванной. Тимофей понимал, что разговорить бандеровца не удастся. Паренек из идейных — служит не за банку немецкой тушенки, такого душещипательными разговорами не проймешь.

Неожиданно он услышал вскрик и, обернувшись, увидел, как девушка, умело вывернувшись из крепких рук сержанта Ерошина, с силой ударила его коленом в пах, и тот с выпученными от боли глазами, совершенно не в силах что-либо предпринять, с ужасом наблюдал за тем, как девица умело вытащила из его кобуры пистолет и направила ему в голову.

Гибкие, чувственные губы девушки изрыгнули проклятие:

— Сдохни, собака!

Громыхнул выстрел. Сержант дернулся и неуклюже завалился на бок. Девушка приставила к своему виску пистолет. Какой-то момент она стояла неподвижно, невольно заворожив своей решимостью даже повидавших немало на своем веку бойцов, а потом закрыла глаза. Романцев понимал, что в следующее мгновение прозвучит выстрел, и пружинисто прыгнул, ударив в падении рукой по ее запястью. Громыхнуло будто бы с неба, чувствительно ударив по барабанным перепонкам. Пуля прошла совсем близко от ее головы, содрав у самого уха кожу с клоком волос. Упав, девушка застонала, прижав руками кровоточащую рану.

Красноармейцы оцепенело наблюдали за происходящим. Почувствовав ослабевшую хватку, бандеровец вырвался, сдернул с плеч бойца автомат и пальнул короткую очередь в Романцева, ловко перепрыгнул через поваленный ствол и кувырком закатился в кусты боярышника, тотчас распрямившиеся за ним плотной стеной. Уже из глубины зарослей прозвучала следующая очередь, такая же короткая, заставив бойцов плотнее вжаться в землю.

Тимофей почувствовал, как «кровь» срезанной очередью клубники брызнула ему в лицо, залепила губы. Запоздало затрещали в ответ автоматы, пытаясь нащупать невидимую цель. Первым опомнился старший лейтенант, бросившийся за беглецом в погоню, но тут же присел, напуганный выстрелом. Пуля ударилась в сосну точно над его макушкой. Ствол отозвался глухим звуком, и сбитая хвоя, разлетевшись по сторонам, колюче затерялась среди лютиков.

Романцев тотчас определил местоположение стрелявшего. Оно находилось немного левее кустарника, там, где тянулись в зенит две отдельно стоящие сосны. Затаив дыхание, он прицелился и дважды нажал на курок «ТТ». Гулкие выстрелы оборвали звонкое пение лазоревки, а потом вдруг послышался треск сучьев, какой бывает только при падении обездвиженного тела.

Держа пистолет наготове, Тимофей осторожно поднялся и строго приказал подошедшему бойцу:

— Охраняй ее, чтобы не сбежала!

— Да куда она теперь…

— Головой за нее отвечаешь!

— Есть, товарищ капитан! — отчеканил красноармеец.

В трех шагах от них постанывал сержант. На правой стороне через светло-зеленое сукно гимнастерки просачивалась кровь; расплываясь все больше, ею уже пропитался нагрудный карман.

— У меня там партбилет, — простонал он, чуток приподнимаясь. — Не замарать бы…

— Лежи и не шевелись! — приказал капитан. И, расстегнув гимнастерку, ловко перебинтовал кровоточащую грудь. — Ты потерпи малость. Рана не смертельная, еще на свадьбе твоей погуляем.

На лице Ерошина запечатлелась болезненная гримаса.

— Не надо никакой свадьбы, товарищ капитан, — прошептал он.